В спецназе им давали боевые амфетамины, а эта дрянь многим подсаживает печень. Нельзя сказать, что у Скифа процесс зашёл далеко, но пить ему много нельзя, жирное есть нельзя, да и выдыхается он последнее время довольно быстро - как боксёр после доброго хука по корпусу. Конечно, Скиф это скрывает, в его поликлинической карточке всё в ажуре, но год назад его видели у Ванг Тона - это такой целитель-травник, очень дорогой и очень известный.
Я его и видел. Засёк, когда ходил за очередным пакетиком зелья для Лисы. Он меня не заметил тогда…
(На самом деле заметил, но решил, что я там на операции - Ванг Тон баловался с запрещёнными реликтовыми травками, - и быстро смылся.)
Лисе Ванг Тон помог, причём именно так, как обещал: её перестало неудержимо тянуть на спиртное, хотя при этом она могла пить. Если хотела. А могла не пить. Если не хотела. В общем, полный контроль.
Другое дело, что характер у Лисы от этого не улучшился, а скорее наоборот…
Но это уже лирика.
Фест шмыгал носом. Вероятно, ему требовалась понюшка. Или уколоться. Или ещё чего.
Потерпит.
Я не так либерален, как наше правительство. Оно решило победить наркомафию, само продавая гражданам оттитрованные чистые наркотики. Никакой химии, никаких вредных примесей. Схватился поп за яйца…
То есть с концепцией я согласен. Другое дело, что начинать следовало лет двадцать назад. Это же как с сухим законом. Все запреты - только на пользу бутлегерам.
Так что Фест потерпит. Док развернёт лабораторию, которую тащит с собой, проверит воздух, проверит нас - вот тогда и рассмотрим. А пока пусть носят противогаз. Оно дисциплинирует.
Когда на табло загорелось «20», лифт остановился. Двери раздвинулись. Взрыва не произошло.
47.
Помещение, куда выходили двери лифта, было залито ярким молочно-белым светом. Стены на высоту роста покрывали пластиковые панели светло-зелёного цвета, выше шла грубая белая краска - такую я видел, пожалуй, только на кораблях. Потолок был реечный, с гнёздами точечных светильников; горели не все. Пол цвета красно-фиолетовой грязи истошно блестел, а в углу, как раз напротив лифта, старательно урчал и ёрзал автомат-полотёр. Слева и справа на стенах висели белые железные ящики, все дверцы были распахнуты. Помещение, видимо, имело форму буквы «Г» - влево открывалось какое-то тёмное пространство. Пай бесшумно скользнул к углу, подал знак: свободно. Мы двинулись следом.
– Куда теперь? - спросил я дока.
– Сейчас… - он, хмурясь, присматривался к тому месту, где возился полотёр. -
Я подошёл поближе. Полотёр вылизывал засохшую кровь. Капли её были на стене, дорожка тянулась к двери с молнией и, наверное, дальше.
– Что означает молния? - спросил я, рассматривая пометки на схеме: ага, здесь должен быть склад.
– Высокий вольтаж… - доктор отвечал автоматически, напряжённо о чём-то размышляя. Потом он всё-таки соизволил посмотреть на меня. - Там часть вивария. У двери - порожек под током.
– Для чего? - просунулся любопытный Фест.
– Хомячки иногда выбирались из клеток…
Док повернулся, подошёл к уборщику и отключил его. Присел на. корточки и, повозившись, открыл ящик для мусора. Покачал головой.
Я посмотрел через его плечо. В ящике было с десяток крысиных трупиков.
Подошла Лиса. Наклонилась.
– Не воняют, - медленно сказала она. - Вообще ничем не пахнет. Заметили?
– Да, - сказал я.
Док промолчал.
Я опять полез за сканером, плюнув на инструкцию. Старая солдатская мудрость: от пиздюлей не умирают.
Дверь заминирована не была.
Она подалась с трудом, словно тяжёлая, бронированная. Едва приоткрылась, как оттуда повалил смрад. Горелая гниль…
С той стороны на двери висел труп. Он волочился, за что-то цепляясь. Труп был весь обгоревший, съёжившийся. Обгорающие до такой степени люди становятся маленькими и застывают в позе боксёра. Этот скорее умер в позе пловца кролем: ноги судорожно вытянуты, одна рука над головой, другая - за спиной.
В руке, которая за спиной, зажат был жетон.
Док осторожно, с профессиональным равнодушием, вынул его. Стёр гарь, поднёс к очкам. Мы ждали.
– Лаборант, - сказал док. - Биолог. Тоже Миша.
– И тоже семьдесят четвёртый? - хмуро спросил Скиф.
– Нет, - сказал док. - То есть да. Но это не личный номер…
– А что?
– Серия ингибитора, которую они получили.
– А-а… - и Скиф отошёл.
Как будто всё стало понятно.
– Слева на стене выключатель, - сказал док. - А под ним рубильник. Оба вниз.
Фест посветил туда. Не оборачиваясь, поднял левую руку, показал два пальца, согнул их.
– Нет там ничего, - перевёл я доку.
– Дайте посмотреть, - он сделал шаг.
– Стоять, - сказал я, и он мгновенно остановился.
То есть абсолютно мгновенно, такой реакции просто не бывает. Вернее, бывает, но у каких-то феноменальных бойцов.
– Лиса, дай пару свечек, - сказал я, протягивая руку. В них тут же ткнулись холодные колбаски.
Свеча - хорошее изобретение. Её надо переломить, раздавить или крепко стукнуть обо что-то, чтобы раскрошилось то, что у неё внутри. После чего это вещество начинает ярко светиться и светится пару часов, пока незастынет снова. Тогда её можно ломать ещё. Сила света, в общем, зависит от того, с какой силой её шмякать.
Шмякнуть я постарался. Одну бросил к дальней стене, другую - к левой.
Стало более или менее видно.
Помещение было немаленьким - в ширину баскетбольной площадки, но длиннее. В общем, зал. Непропорционально низкий потолок заставлял его казаться ещё больше. В середине, вдоль зала, стояли близко друг к другу два металлических стеллажа - во всю его длину. Проход между ними был узкий, в ширину тележки, которая там и застряла. На тележке лежала бочка на четыреста литров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47