Парамон Прокопьич никогда не брал ключ голой рукой,
всегда через чистую тряпицу, которую потом непременно бросал в пылающую
печь.
Крест утонул в гнезде, высеченном на камне. Потекла долгая минута
ожидания.
Гусар нервно переминался с лапы на лапу, но не уходил - хотя и знал
наверняка, что коли дверь не признает его за своего, то быть ему теплым
белесым пеплом: Николай Степанович решил не рисковать и подхватил пса на
руки. Пес был тяжелый, как годовалый бычок.
- Однако, не голодал ты, брат:
Дверь просела. Снег посыпался на ступени. Заклубился, вырываясь наружу,
пар.
Вот теперь можно и лыжи снять, с нервным смешком подумал Николай
Степанович, вспомнив старый, времен финской войны, анекдот.
Похоже было на то, что в руме недавно жили. Хотя: румы - это такое место,
где время как бы и не идет. По крайней мере, видимых изменений не
происходит. И неизвестный постоялец мог жить здесь и двадцать, и тридцать
лет назад. Когда же я сам-то был тут последний раз?..
В пятьдесят шестом? Да, пожалуй, в пятьдесят шестом:
Потом, наведываясь регулярно в Предтеченку, он не испытывал ни малейшего
желания спускаться в тайные подземелья. Подвалов башни Беньовского ему
хватило навсегда - не говоря о погребальной камере Аттилы: Но сейчас
другого разумного выхода не оставалось. Уют в руме, конечно, чисто
спартанский, простору примерно как в подводной лодке "Пантера", но даже
самый завзятый клаустрофоб не почувствовал бы себя здесь заживо погребенным
- таким уж умением обладали неведомые древние строители. Просто Николая
Степановича с давних пор (и не без оснований) тревожили вентиляционные
решетки:
Первым делом, даже не скинув полушубок, он достал из рундука аптечку.
Открыл цифровой замок. Потом в нетерпении вывернул ящик на крышку стола:
Здесь было все, кроме того, главного. За чем он шел.
На всякий случай он перебрал все пузырьки и ампулы, читая сигнатуры.
Потом еще раз. Потом еще.
Ясно. Тот, кто побывал здесь до него, приходил за этим же. Но он не имел
никакого права трогать неприкосновенный запас: оставил бы хоть несколько
гранул!.. Николай Степанович в отчаянии замахнулся кулаком на стеклянное
бесполезное воинство: и опустил руку.
Гусар ткнулся головой в колени, буркнул что-то неразборчивое. Николай
Степанович бессильно отошел от стола и провалился в кресло.
- Все бесполезно, брат Гусар, - сказал он негромко. - Одна отрада - что я
тоже теперь рано или поздно умру.

2.
Когда рассеется дым, увидишь внизу детей и животных.
Василий Аксенов
Все началось совершенно невинно дней десять назад - как раз накануне
Нового года.
- Коля, - Аннушка как-то непривычно смущенно посмотрела на мужа, - я
должна сказать тебе одну вещь:
- У нас будет любовник? - поднял бровь Николай Степанович.
- Нет, но что-то вроде: В общем, я пригласила Лидочку.
- На Новый год?
- На Новый:- жена виновато развела руками. - Ну, пойми: я возвращаюсь в
учительскую, пакет забыла, а она сидит и ревет. Понимаешь? Я и:
- Сострадание разносит заразу страдания, - сказал Николай Степанович.
- Это ты заразу разносишь, - обиделась Аннушка. - Всем настроение
портишь. А если бы Степку так же вот:
- Ну и что? Представь себе, через двадцать лет приезжает молодой
американский миллиардер и звезда Голивуда, в котором счастливая мать без
труда узнает:
- Ай, да ну тебя!
Впрочем, новогодний вечер всерьез испорчен не был. Степке отдали в полное
безраздельное (благо, никто и не претендовал) распоряжение новенькую
"Сегу", чтобы не лез к взрослым. Лидочка, дама крупноватая, обесцвеченная,
легко краснеющая от легкого вина, держалась тихо и робко. Зато пришел сам
Гаврилов с банджо и новой пассией, рыжей и восторженной. Пассия чем-то
неуловимо смахивала на Олю Арбенину, какой она была на том памятном вечере
в Тенишевском училище, и Николаю Степановичу поначалу было нелегко придать
своему взгляду обычную рассеянность.
Стол накрыли в зале, который Николай Степанович именовал "африканской
комнатой". На стенах развешены были жуткие ритуальные маски, курительные
трубки и специальные магические приспособления колдунов оно-оно,
потускневшие чеканные украшения бедуинских красавиц, передняя лапа
чудовищного крокодила (настоящий, без дураков, трофей Николая Степановича;
хотелось бы, конечно, отхватить у ящера чего-нибудь еще, побольше, но
дорога предстояла дальняя, а тащить на себе), головы антилоп, масайские
ассегай и щит; в серванте стояли пестрые гадательные барабаны, медный
светильник и какая-то странной формы и самого зловещего вида дрянь - по
горячему уверению хозяина, засушенная голова жестокого белого плантатора
(сам-то он знал, что такие головы на амхарских рынках продают дюжинами на
медный пятачок, благо, чего другого, а тыкв в Африке пока еще хватает);
сенегальский ковер, помнивший копыта верблюдов Абд-эль-Азиза, устилал пол;
с террариума Николай Степанович снял расшитое покрывало только после долгих
и настойчивых просьб гостей - и сразу набросил его обратно: в конце концов,
люди пришли поесть:
- Вот это: оно: там такое и живет? - с ужасом спросил Гаврилов.
- Живет, - подтвердил хозяин.
- А как называется?
- Не знает никто. Негры говорят: "хамамба-ас-хамамба". Что в переводе на
простой язык означает "самоглот". Это я так перевел. Он же "проглот
конголезский".
- А специалисты что говорят? - не унимался Гаврилов.
- А они в него не верят:
Аппетита обитатель террариума никому не испортил, только рыжая смотрела
теперь на Николая Степановича восторженно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26