Были
разрушены Фивы Стовратные! Этими рунами владели Аттила и Агамемнон!
Нагарджуна и Карл Великий! ("И где они все теперь?"- негромко и в сторону
спросил рабби.) Он-то их и закрыл, свиная голова с дерьмом вместо мозгов и
сраками вместо глаз, по наущению ваших христианских попов!..
- Так уж и моих? - не поверил рабби.
- Да все вы одним мазаны:
- Барон! Второе предупреждение.
- Короче: руны эти дают богатство, славу и воинскую доблесть.
- А фатерланд вы оставляете ни с чем?
- Арийскому племени нет нужды черпать силы в мелких суевериях! - барон
нервно протянул руку к моему портсигару, пощелкал пальцами.
- Из-за этих мелких суеверий я был вынужден покинуть Прагу, чего не делал
уже: м-м: скажем, так: несколько лет. Вы не поверите, как неприятно старому
раввину путешествовать в этих содрогающихся железных:
- Рабби,- сказал барон проникновенно,- вы же меня знаете! Я же никогда не
оторву уважаемого всеми человека от ученых занятий по сущим пустякам!
Конечно, мы даем вам эти руны как бы в аренду. В пользование. Разгоните
ко всем чертям арабов, обустроитесь, восстановите Храм - тогда и вернете.
- И что вы хотите взамен? - спросил рабби тихо.
- А вы еще не поняли?
- Понял. Но вы все равно скажите, вот молодой человек тоже хочет
услышать.
- А он что, тоже не понял?
- Господа, господа,- сказал я.- Все должно быть произнесено вслух. Не я
завел это правило:
- Он прав, Рудольф, - сказал рабби.
- Тетраграмматон,- шепотом произнес барон и повторил еще тише, но
почему-то еще слышнее: - Тетраграмматон.
От этого шепота не то что у меня по спине - по стенам ко всему привычной
пивной побежали мурашки. Латыш-хозяин алюс-бара за стойкой вдруг наклонил
голову и замер, будто прислушиваясь к далекому приближающемуся грому.
Уж не от Райниса ли он? - подумал я мельком, но прогнал это подозрение:
место встречи подбиралось не мной, учеником - и крайне тщательно.
Здесь было чисто.
- Мой ответ: никогда,- сказал рабби.
- Даже в аренду?
- А в аренду тем более.
- И даже на самых выгодных условиях?
- Барон, вот я сижу перед тобой, старый Исав. И ты танцуешь передо мной,
старый Иаков. И твоя чечевица давно остыла. Что слава, доблесть, богатство?
Дым. И ты хочешь за дым приобрести солнце? Смешно. Вот и молодой человек
посмеется вместе со мной. Ха-ха-ха.
Я и рад был бы от души посмеяться, но не знал толком, над чем. Да и вид
барона не располагал к веселому смеху. Так выглядит человек, который
опрокинул стопку чистого спирту, а там - вода:
Он долго сидел, обхватив голову руками. Потом выпрямился. Лицо его было
белое.
- Ты мне все равно отдашь его,- сказал он, присвистывая бронхами.- Сам
придешь. На коленях приползешь. Молить будешь: возьми. Даром возьми. Ты
просто не представляешь цену, которую тебе придется заплатить за
сегодняшний отказ:
Но, как бы ни шипел барон, а рабби Лёв в свое время на равных говорил с
императором Рудольфом Габсбургом, тезкой барона и великим алхимиком:
- Господа, господа, - поспешно вклинился я,- а что это мы пиво-то не
пьем?

5.
Побеждая, надо уметь остановиться.
Лао Цзы
Операция не могла не удаться, поскольку Николай Степанович был самым
старым солдатом на свете.
- Сверим часы. Без четверти три.
- Так точно, - сказал Левка.
- Два сорок два, - сказал Тигран. - Сейчас подведем.
- Гусар, - сказал Коминт.
И точно - вернулся Гусар. Встал боком, порываясь убежать обратно и как бы
приглашая идти за собой.
- Ну, все, - сказал Николай Степанович. - В три ровно переходим шоссе.
Лев, иди за Гусаром, он дорогу знает. И - слушайся его:
- Постой! - вскинулся Левка. - У них же у самих собак - как собак: тьфу:
Дато всюду со своим ротвейлером ходит, даже в сауну: и вообще:
- А вы, значит, и об этом не подумали? Нормально, ребята . Всех вас
стоило бы расстрелять перед вашим же строем:
Тигран нервно хихикнул.
- А ты, Саят-Нова, что бы ни происходило, хоть голые девки из-под каждого
куста полезут - бежишь на пляж и очень метко стреляешь по катеру. Иначе они
из своего "владимира" нас пошинкуют мелко-мелко.
- Понял, командир, - сказал Тигран. - Мне тоже этот катер очень не
нравится, не знаю, почему.
- Ну, все, - сказал Николай Степанович. - Патронов не жалеть, пленных не
брать.
- И блядей? - с сожалением спросил кто-то.
- Женщин и детей не трогать. Мы не горцы.
- Понял, командир!..

Шоссе переползли тишком ровно в три часа. Коминт вел, Тигран шел вторым,
Николай Степанович прикрывал. Еще десять минут ушло на поиск отметины,
оставленной Гусаром.
- Здесь, - сказал, наконец, Коминт.
Лаз в зарослях ежевики был совершенно незаметен, и выдавал его лишь
резкий мускусный запах. Луна, наливаясь багровым, висела справа - на удачу.
Они протиснулись в узкий лаз. Под забором было подмыто, промоину
затягивала железная сетка, отодранная с одного конца. По верху забора
висела спираль Бруно и светились глазки охранных устройств. А здесь - всего
только крапива, зимой не имеющая силы.
Стрелки сошлись чуть пониже трех, когда маленький отряд пробрался сквозь
акацию и занял исходную позицию у подножия разросшейся шелковицы. Луна
теперь была впереди, очень низко, и на фоне серебрящегося неба резко
отпечатаны были силуэты корпусов, тарелка спутниковой антенны на крыше
столовой и тонкая труба далекой котельной.
- Этот корпус? - прошептал Николай Степанович, указывая Коминту на
ближайший к ним.
- Этот.
- Ну, с Богом: - он перекрестил друга, тот кивнул - и растворился в
темноте.
Потянулось томительно время. Минута. Две минуты. Три.
- Что ж ты, Гусар:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26