- он зашипел, как бы
подбирая потекшую слюну.
- На воротах все равно кто-то будет, - сказал гранатометчик. У него был
резкий армянский акцент. - Я же говорил - с моря заходить надо. С моря
всегда прикрытие небольшое.
- На море у них катер с пушкой. И в катере два гаврика. Товар они на
катере возят или где?
- Катер-матер... - проворчал армянин. - Подплыли бы тихо - и никакого
катера.
Где катер? Не было катера. Никогда не видел катера. А вот где твой
поганый блядский мент, командир?
- Придет, рано еще...
- Что-то я ему не верю, - сказал армянин.
- А кому ты веришь?
- Маме верю. Генералу Погосяну верю. Ментам не верю. Никогда, понял? Еще
вот таким от пола был, не верил ментам. И папа мне говорил: последним
дураком будешь, если ментам поверишь.
Похоже, он тоже был не молоденький: если и младше Левки, то заметно
старше всех остальных бойцов. Лет тридцать, определил для себя Николай
Степанович.
И если дойдет почему-то до драки, то - самый опасный боец:
- Ну и правильно делаешь. Но это нужный мент, понимаешь, Тигран? Нужный.
Нам без него туда ни в жисть не сунуться.
- Ты - командир... - сказал Тигран и замолчал, оставаясь при своем
мнении.
Сидели тихо, изредка чем-то металлически брякая. Кто-то разбирал,
успокаивая себя этим, пистолет.
- Не нравится мне собака, - сказал парень в шинели. - Чего она тут ходит?
Будто следит. За мной раз кошки следили - жуткое дело...
- Кошки?
- Ну да. Куда ни пойду - следом кошка. Так с неделю за мной и ходили.
- Валерьянку на штаны пролил, - сказал Левка. - Или валокардин. Кстати,
никто не взял с собой валокардина?
- Что, сердце прихватило?
- У командира не бывает сердца.
- Идет, - сказал тот, который был с ППШ. - Слышу.
- Вояки, - сказал Тигран. - Слышит он... Я вот слышу, что машина какая-то
к лагерю свернула. Это я слышу.
Раздался шорох гальки, и появился девятый: в военного образца крытой
куртке и каскетке цвета маренго.
- Ну, слава Богу, - сказал Левка. - Докладывай обстановку, лейтенант.
- Чего докладывать! Пьют! - радостно сказал лейтенант. - Дато с Гвоздем
уже в отключке, водилы на рулях спят, бляди скучают, и даже охрана
потихоньку принимает. Я им в будку графин коньяка унес. Хороший коньяк,
одесский, забористый. Валит с ног, как пулемет.
- А Барон?
- Барон поет - что ему. Поет Барон. "Ай да кон авэла..."
- Гвоздь в отключке? - с сомнением спросил Тигран.
- Так он же на старые дрожжи льет! - закричал лейтенант. - Он на старые
дрожжи! Знаешь, как они вчера гудели!
- Сколько охраны? - деловито спросил Левка.
- Трое у Дато и столько же у Гвоздя. Полагается поровну. Давайте, парни,
покажите татарве, хохлам да цыганам, кто в Крыму хозяин! Мы же люди
официальные, нам нельзя...
Этого Николай Степанович не вынес. "Тот?" - прошелестел он Коминту, и
Коминт пожатием руки подтвердил: тот.
- Ну, если уж вы официальные, - сказал он, подходя сзади к лже-менту
поганому и накладывая длань на погон, - то я - сама Матильда Кшесинская.
Все вскочили, но Коминт негромко сказал:
- Не вздумайте стрельбу устраивать, козлы. Услышат.
- Да мы с тобой и вручную... - начал кто-то, но Гусар сбил говорившего с
ног и встал ему на плечи.
- Спокойно, господа, - сказал Николай Степанович. - Из ваших разговоров я
понял, что пришли мы сюда с одной целью. Заодно хочу вас предупредить, что
этот вот субъект отнюдь не лейтенант Сермягин, как он себя называет, а
глава службы безопасности УНО-УНСА Константин Иванов, он же Котик Перехват.
И в лагере сейчас не пьянка, как вам было солжено, а то, что в их кругах
именуют "стрелкой", а в высших - "саммитом". Пьяных там нет, дураков тоже.
Боюсь, что все дураки сидят здесь. Константин, потрудитесь осветить
обстановку надлежащим образом, - движением руки он развернул голову
"безпечнику" так, чтобы тот встретился с ним глазами. Испуг и бессильная
злость читались в этих глазах:
И панически-напряженным голосом Константин, подчиняясь чужой воле, начал
выкладывать все, как оно есть на самом деле. А на самом деле...
- Нам ведь что нужно? - торопливо говорил Котик. - Нам нужно, чтобы вы
там шум устроили, чтобы Дато на Гвоздя и Барона плохо подумал, а те на
него, ясно? Чтобы не сговорились они, потому как сговорившиеся они нам не
нужны. А так ничего плохого я же вам не хотел...
- Не тронь пушку, - предупредил кого-то Коминт.
- Достаточно? - спросил у Левки Николай Степанович.
- А вам я с какой стати верить буду? - буркнул Левка. - Может, вы тоже:
- Представленных доказательств мало? - поднял бровь Николай Степанович. -
Кстати, кто вы, герои?
- Мы - Фронт русского национального освобождения Крыма. А вы кто такие?
- А мы просто разыскиваем ребенка, похищенного цыганами. Девочку держат
здесь. Считайте, что мы из частной сыскной конторы.
- Крутая, должно быть, контора, - с уважением проговорил Тигран. - А
сейчас этот гётферан правду сказал?
- Все, что мы спросили, он сказал. А если о чем-то забыли - сами
виноваты.
Впрочем, я тут давно с оптикой лежу. Оптика у меня хитрая. Пока что все
сходится.
Про оптику он сказал для отвода глаз. "Оптикой" Николая Степановича был
Коминт, весь день незаметно проведший там, на территории бывшего
пионерлагеря. С приказом все узнать и ни во что не вмешиваться.
- А катер?
- Дался тебе этот катер... - проворчал Левка.
- Хороший катер. Поэтому интересуюсь.
- На катере тоже охрана, - сказал Котик. - Четверо.
- Котельная, - страшным голосом напомнил Николай Степанович.
- Не знаю:- Котик вдруг содрогнулся мгновенно и скривился набок, как при
приступе холецистита. - И знать не хочу. Не мое дело. Сидит там какой-то
придурок, не выходит никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26