- Лю? - спросил Освальд, вглядываясь в него.- Ты что тут делаешь?
Альбин замычал и замахал руками перед лицом Освальда, а потом стал
пальцем выводить на полу буквы. Это был не Лю, а его младший брат, он
приехал к старшему, но теперь, когда Лю убило, ему некуда идти, жить же
там, где убило Лю, он боится. Пусть он помогает на мельнице.
Это было и хорошо, и не очень. Освальд подумал, прикидывая все расхо-
ды и выгоды, потом сказал:
- Хорошо.
Альбин залопотал, захлопал китайца по плечу, заулыбался. Китаец тоже
робко улыбнулся.
- Понимаешь по-нашему? - спросил Освальд, выговаривая слова медленно
и четко.
Китаец посмотрел на Альбина. Альбин замычал и завертел головой. Тогда
Освальд показал на жернов и раздельно сказал:
- Жер-нов. Жер-нов.
Показал вокруг и сказал:
- Мель-ни-ца.
Показал на Альбина и сказал:
- Аль-бин. Мас-тер.
Показал на себя и сказал:
- Хо-зя-ин.
К весне китаец знал три десятка слов и понимал еще столько же. Он
постоянно что-то делал; и в доме, и на мельнице теперь был идеальный по-
рядок. А когда сошел снег, он с разрешения Освальда вскопал несколько
длинных и узких грядок и что-то там посеял. Каждый раз, идя из дома на
мельницу или обратно, он на минуту-другую задерживался у этих грядок,
что-то поправляя, взрыхляя, подравнивая. Растаял лед, вода в пруду при-
была наконец, мельница закрутилась. Как ни странно, зерна везли мало,
были дни, когда вообще не везли. Освальд по совету Шани перестал брать
за помол деньгами, брал только зерном: меру за восемь. Действительно,
купить что-то за бумажные деньги стало трудно - их просто не брали. Бра-
ли золото, вещи, продукты. Шани как-то, выпив, сказал, что за эти полго-
да они с дядей учетверили капитал. В мае Освальд поднял цену - стал
брать меру за шесть. Его ненавидели, но ничего не могли сделать.
В апреле еще на грядках китайца взошло множество самых причудливых
ростков. Он не переставал возиться с ними. Иногда он просто сидел возле
своих грядок, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то. Поскольку его ра-
боте на мельнице и по дому это не мешало, Освальд смотрел на его чуда-
чества сквозь пальцы. Странно, однако, было то, что жесточайшие замороз-
ки середины мая, побившие даже ко всему привычную осоку, ростков не по-
губили.
В конце мая, а может быть, уже в начале июня - Освальд не помнил точ-
но - по дороге, страшно дымя, завывая и подпрыгивая, подъехала и остано-
вилась перед домом черная жестяная машина "гном" - из тех, что в Капери
служат такси. Из машинки выбралась закутанная в огромный плащ девочка
лет четырнадцати, шофер вынес две перевязанные бечевкой картонные короб-
ки, получил золотой, потоптался, видимо, намекая, что одного золотого
мало, ничего не дождался и уехал, отчаянно газуя в жидкой грязи, запол-
нявшей колеи. Освальд подошел к девочке.
- Ты кто? - спросил он.
- Это вы - Освальд? - Она смотрела на него с надеждой.
- Я - Освальд,- сказал он.- А ты все-таки кто?
- Я ваша кузина,- сказала она.- Я из Евтимии. Меня зовут Моника Тенн.
Наши мамы были сестрами. Теперь их нет, но все равно я ваша кузина. Это
письмо, мама написала его вам за три дня до того, как умерла. Вот.
Освальд взял письмо, уже зная, что там будет. Дорогой племянник, воз-
можно, Вы и не помните меня, но я держала Вас на руках, когда Вы были
еще совсем крошкой... памятью Вашей матери, а моей дорогой сестры Барба-
ры... только крайняя нужда заставляет... голод и болезни... будьте ей
опорой и защитой... да будет простерта над Вами рука Господня... Ваша
любящая тетушка Алиса. Дата, подпись... Освальд посмотрел на девочку.
Глаза у нее были мокрые, веки и губы подрагивали. Ситуация... Плевать,
подумал Освальд. Потом разберемся.
- Тащи все это в комнату на втором этаже,- сказал Освальд.Будешь там
жить. Готовить умеешь?
Девочка улыбнулась, кивнула, шмыгнула носом, подхватила свои коробки
и пошла, путаясь в полах плаща, в дом. Освальд смотрел ей вслед. Дармо-
едка, нерешительно подумал он. Его охватило вдруг чувство, что все это
уже когда-то было, и тогда, в прошлый раз, все кончилось плохо.
Сразу перестало хватать воздуха. Дом, уже год такой послушный и пус-
той, вдруг будто бы приобрел вторую тень, стал, как при отце, неуютным и
почти враждебным. Освальд ни на секунду не мог сбросить напряжение,
прислушивался к звукам и шагам, медлил, прежде чем войти в какую-нибудь
дверь. На столах стали появляться банки и кувшины с букетами полевых
цветов. В комнате отца - теперь ее занимала Моника - как по волшебству,
возникло множество разнокалиберных глиняных горшочков с землей, из кото-
рой торчало что-то зеленое. Потом китаец и Альбин приволокли туда целую
кадку с каким-то деревцем. Получив очередное письмо от отца - отец пи-
сал, что сумасшедшего капитана заперли в каюте, но цель - дойти до Се-
верного полюса - решили оставить; поскольку магнитный компас из-за груза
железной руды в трюмах показывает все что угодно, кроме сторон света, то
рулевому приказали держать курс по Полярной звезде, а чтобы не сбиться
даже в пасмурную погоду, Полярную звезду прикрепили к бушприту, и те-
перь, в какую бы сторону пароход ни шел, он неминуемо попадет на Север-
ный полюс самым кратчайшим путем,- читая это письмо, Освальд машинально
вошел в комнату отца, чтобы засунуть письмо за картинку на стене, и уви-
дел, что Моника голая вертится перед зеркалом, подражая тем негритянкам
в прибое; когда он вошел, она не завизжала и не задергалась, а взглянула
на него через плечо, неторопливо подошла к стулу, на спинке которого ви-
сел ее халатик, накинула халатик на плечи, села на стул и стала смотреть
на Освальда молча и холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22