Вот почему он не вышел навстречу, дядя Генри.
— Вот так речь, мой мальчик! — восхищенно заметил дядя Генри.
— Это чистая правда, дядя Генри.
— Ты слышала Люка, Элен? — спросил дядя Генри. — Из мальчика с годами может получиться прекрасный адвокат, — закончил он с улыбкой. А потом, став серьёзным, продолжал: — Но даже если собака различает знакомые звуки, — он кашлянул и снова посмотрел на Дэна, — какая нам от неё польза? Зрение у неё плохое, она медлительна и ленива, а тот простой факт, что у неё уже нет и зубов…
— Зубы Дэна ещё могут разорвать человека на куски, дядя Генри.
— Хм. Для охоты он тоже не годится, — продолжал дядя Генри. — А ест много, наверное, а, Элен?
— Столько же, сколько всегда, Генри, — пожав плечами, отозвалась тётя Элен.
И от её жеста и тона Люку стало страшно. Её не интересовал этот разговор. Дядя Генри по крайней мере пытался принять решение, что же касается тёти Элен, то ей была безразлична судьба Дэна. Люк не мог смотреть на неё, ибо её пухлое розовое лицо с бисеринками влаги на верхней губе пугало его больше, чем спокойствие дяди Генри.
— Дело в том, что такую старую собаку бессмысленно держать в доме, — сказал дядя Генри. Он помолчал и, пожав плечами, заключил: — Вот так. Пора с ним расстаться. Мы очень хорошо с ним обращались. И теперь нам придётся сделать ему последнее одолжение, — мягко сказал он. — Мы обязаны поступить разумно, даже если нам этого не хочется.
Они слышали, как умолял их Люк; они выслушали все его доводы, но для них это были обычные слова, по-детски сентиментальные и мечтательные. Дядя Генри, торжественно принимая свое разумное решение, даже не обратил на них внимания. Понимая, что никакие его уговоры их не убедят, Люк напряжённо ждал, и каждая их фраза молотом отдавалась у него в сердце.
— Но как избавиться от старой собаки? Это дело нелёгкое, Генри, — со вздохом заметила тётя Элен.
— Верно, Элен. Я на днях думал об этом. Некоторые люди считают, что лучше всего собаку пристрелить. Легче для собаки и тому подобное. Может, и так. Но у меня уже год, как нет патронов. От яда смерть бывает трудной. Презираю людей, которые травят своих собак. Я сам никогда бы этого не сделал. Самая, наверное, лёгкая и быстрая смерть — это утопить. Что ж, я поговорю с одним из моих рабочих и поручу ему это дело.
Прижавшись к Дэну и обхватив его морду руками, Люк выкрикнул:
— Дядя Генри, Дэн — необыкновенная собака! Вы не знаете, какой он чудесный пёс!
— Да, хороший был пёс, — согласился дядя Генри, попыхивая сигарой, а Люк смотрел на синий дым, что плыл по веранде, и думал, почему ему не приходят на ум такие слова, которые могли бы объяснить, какой Дэн необыкновенный; не отыскивалось никаких слов вообще: он никак не мог собраться с мыслями. Сколько раз он сам чувствовал, какой необыкновенный Дэн, но сейчас был не в состоянии убедительно описать это чувство.
— Видишь ли, мой мальчик, — отеческим тоном вещал дядя Генри, — я знаю, что ты любишь Дэна. И мы тоже всегда любили Дэна. Но приходит такая пора, когда надо расстаться со старой собакой, несмотря на всю привязанность к ней. Ты меня понимаешь, Люк, не сомневаюсь. Нужно быть человеком практичным. И для собаки это лучше. Дэн прожил долгую и нетрудную жизнь. А сейчас он нам в тягость. Он стал бездельником, а мы должны его кормить. Что ещё нам остается?
— Пусть он живёт у нас, пожалуйста, дядя Генри.
— И с лошадью, равно как и с собакой, следует поступать разумно, Люк. Нужно поступать практично. Я не против собаки вообще. Нам нужна собака. Но такая, что не зря ест. Я куплю тебе щенка, мой мальчик, щенка, что будет расти вместе с тобой и превратится в умную собаку, которая будет нам верно служить.
— Не надо мне щенка! — вскричал Люк, отворачиваясь.
Он не хотел, чтобы дядя Генри видел его слёзы. Увидит и ещё раз убедится, что Люк ещё ребенок и не желает быть практичным; лишний раз уверится, что Люка следует учить уму-разуму.
Обежав вокруг Люка, Дэн залаял и принялся лизать Люку затылок, желая показать, что понимает его горе.
На веранде воцарилось долгое молчание. Сгустились сумерки, из усадьбы мистера Кемпа донеслось мычание коров, потом снова наступила тишина. Из-за леса послышался гудок товарного поезда. На воды реки упали тени деревьев, и она теперь стала тёмно-зелёной.
Поймав взгляд мужа, тётя Элен предостерегающе приложила пальцы к губам. Глупо было продолжать разговор в присутствии мальчика. Она была доброй по натуре, она жалела Люка, но считала его достаточно разумным, чтобы беспокоиться не только о том, что лучше для собаки, а о том, что в конечном счёте будет лучше для него самого. Никому не доставляет удовольствия видеть, как лишают жизни верного старого пса, но, с другой стороны, на свете никто не живёт вечно, а её муж лучше других разбирается в том, что живое существо становится бесполезным. Чувства же, которые испытывает ребенок, несерьёзны. То, что представляется сейчас страшным горем, через два дня будет забыто. Нужно лишь, считала она, быть чуточку тактичными.
— Старый пёс, вроде Дэна, нутром чувствует, что его дни сочтены, — уговаривала она. — И знает, когда ему суждено умереть. Ты понимаешь, о чём я говорю, правда, Генри? И у Дэна, по-моему, уже появилось такое чувство.
— Верно, — согласился дядя Генри.
— Старая собака, вроде Дэна, — продолжала она, — когда наступает срок, уходит в лес и там отыскивает себе место, чтобы умереть. Правда, Генри? — громко спросила она.
— Верно, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45