Десять минут — и по этим обрывкам все ясно. Кроме прищипывания клубники. Блинок — понятно кто, опытные грядки — его с Николаем Николаевичем и Розой Моисеевной. А луноход — это милицейская машина, Блинков-младший догадался. Кстати, машинка Николая Александровича не понадобилась. Хорош бы он был с этой дурацкой машинкой, когда у людей сварились опытные грядки.
Оставалось пооколачиваться у директора и послушать, о чем будут говорить бизнесмены из «Сильного хмеля». Если они, конечно, приедут, как рассчитывал Николай Александрович.
Пооколачиваться у директора — это запросто. Само собой, не для всех. Но для человека, который в несознательном возрасте обдул директору габардиновый костюм, и директор вспоминает об этом при каждой встрече, — запросто.
Уж кажется, что там идти до конторы — десять минут. Но, видно, в гороскопе Блинкова-младшего сегодня сошлись воинственный Марс и жуликоватый бродяга и торгаш Меркурий. Они посовещались и устроили Блинкову-младшему новую пакость.
Из-за поворота вылетел лысый Витя, опять размахивая своими граблями. Отполированные зубцы сверкали, как восемь ножей. На этот раз лысый Витя взял подкрепление, человек пять в синих халатах технического персонала. Подкрепление трусило за ним, соблюдая дистанцию, чтобы не попасть под грабли.
— Поймал! — безо всякой фантазии вопил особо вредный служитель, устремляясь к Блинкову-младшему.
Блинков-младший совершенно не испугался. Среди бежавших за лысым Витей был раненый в Чечне десантник Всеволод, который готовился поступать в Университет и прямо хвостом ходил за старшим Блинковым. Всеволод мог объяснить лысому Вите, что он заблуждается насчет сына Олега Николаевича.
Блинков-младший даже позлорадствовал, представляя себе, как бывший десантник будет это все объяснять. Быстро. Доходчиво. Возможно, с легкими телесными повреждениями.
Маленькая толпа с вертолетно крутящимися над нею граблями накатывала, Блинков-младший помахал Всеволоду рукой…
И все свернули на боковую дорожку.
— Пойма-а-ал! — гнул свое лысый Витя.
Непонятная погоня сразу же скрылась за деревьями. Блинкову-младшему показалось, что в последний момент перед тем, как повернуть, лысый Витя посмотрел на него тяжелым запоминающим взглядом.
Директора Ботанического сада Эдуарда Андреевича всегда показывали по телевизору к Восьмому марта. В Ботанический сад приезжала телебригада с телеведущим, телеоператором, телегримером, который припудривал носы Эдуарду Андреевичу и телеведушему специальной телепудрой, чтобы носы не блестели. Ну и, само собой, с телеводителем, который их привозил в телемашине.
— Уважаемые телезрители, — говорил в телекамеру припудренный Эдуард Андреевич, — работники Ботанического сада сделали хороший подарок москвичкам к Международному женскому дню. Они заготовили двести пятьдесят тысяч штук тюльпанов.
И больше сказать ему было, в общем, нечего. Но телеведущим не нравилось, что Эдуард Андреевич так ясно и коротко все сказал. Они говорили:
— Эдуард Андреевич, это все правильно, но ужасно скучно. На вас, любезнейший Эдуард Андреевич, смотреть — мухи дохнут. Вы лучше просто, своими словами, расскажите, как вы тут работаете в Ботаническом саду, какие у вас трудности и радости. А потом я вас спрошу: «А много у вас тюльпанов, всем хватит?», а вы мне: «Двести пятьдесят тысяч!»
— Молодой человек, — отвечал телеведущему Эдуард Андреевич. — Тридцать лет назад я стал директором Ботанического сада, и снимать телепередачу к Восьмому марта ко мне приехал молодой телеведущий. Тогда были другие времена. Тогда очень заботились о том, чтобы люди в телевизоре говорили не своими словами, а нужными словами. Поэтому молодой телеведущий привез бумагу, в которой было написано, что я должен сказать.
И Эдуард Андреевич доставал эту историческую бумагу. «Уважаемые телезрители, — было написано там. — Работники Ботанического сада сделали хороший подарок москвичкам к Международному женскому дню. Они заготовили двести пятьдесят тысяч штук тюльпанов».
— С тех пор я тридцать лет повторяю эти слова, — торжественно говорил Эдуард Андреевич, сверкая очками. — И еще никто не сказал, что я шучу, лгу или кого-нибудь оскорбляю. Все говорят: «Как вы солидно выступили. Ясно и коротко». А тот молодой телеведущий теперь ваш телеминистр.
Такой осторожный был этот Эдуард Андреевич.
Так он и разговаривал у себя в кабинете с милицейским старшим лейтенантом. В стиле «Уважаемые телезрители» и так далее — повторять, надеюсь, не надо.
В конторе, кроме них двоих, совершенно никого не было. Все ушли к оранжерее помогать или просто сочувствовать. И Эдуард Андреевич там успел побывать. У него порезанные пальцы, большой и указательный (на правой руке, если это кому-нибудь интересно), были толсто перебинтованы и торчали, как рогатка. Из этой рогатки он все время целился в старшего лейтенанта.
— Уважаемый товарищ старший лейтенант, — говорил Эдуард Андреевич и целился. Казалось, он сейчас наденет на пальцы резинку и стрельнет в милиционера бумажной пулькой. — Я как директор несу ответственность за нормальное функционирование вверенного мне хозяйства. Естественно, что когда бой стекла оранжерейного пятимиллиметрового составляет четыре с половиной тысячи квадратных метров, это ненормальное функционирование. И тут уже часть моей ответственности ложится на вас. Если вы найдете правонарушителей, мы сможем взыскать с них стоимость умышленно испорченного имущества и восстановить нормальное функционирование.
— Будем искать, — уныло говорил старший лейтенант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54