Вытянув руки, Митек вслепую пошел от двери и через два шага наткнулся на перегородку. За ней оказалось точно такое же купе – как в железнодорожном вагоне, только здесь полки были не поперек, а вдоль.
Ящик под полкой был вместительный. Митек юркнул туда и устроился полусидя, оставив полку открытой, как танковый люк.
– Стоп! – вдруг закричал Иваныч. – Ты что имущество ломаешь?! Смотри!
Высунувшись в проход, Блинков-младший увидел, что в щели мечутся лучи уже двух фонариков.
– Черт слепой! Не посмотрел как следует – и сразу ломать! Балясину отогнул! – возмущался Иваныч.
Лучи фонариков перестали прыгать и оба уставились в одно и то же место. Даже Блинков-младший издалека разглядел в щели язычок запертого замка.
– Правда, на замок закрыта, – после долгого молчания признал Петя. – Иваныч, а вдруг, этот, кто там сидит, услышал нас и все переделал: задвижку открыл, замок закрыл?
– Что он услышал, если ты мне на ухо шептал?! И потом, я же тут все время оставался. Он, по-твоему, дух святой – перелетел и закрыл замок без звука?…
На этих словах охранника «дух святой» довольно хрюкнул в своем ящике под полкой.
– Я на тебя докладную записку напишу. Сам сломал, сам и ответишь, – заключил Иваныч. – Пошли отсюда!
– А как же следы? – не унимался служака Петя.
Иваныч молча отошел и снова застучал дубинкой по прутьям ограды. Видимо, у охранников это было привычкой, которую они сами не замечали.
– Иди-ка сюда! – закричал он.
Еще минут пять от ограды слышался Петин оправдывающийся тенорок и гневное бурчание Иваныча. Блинков-младший понял, что старик нашел вторую вмятину на газоне, там, где спрыгнула Суворова. Судя по тону Иваныча, этот второй след доказывал глупость всех подозрений служаки. Наверное, Иваныч решил, что в одном месте злоумышленник влез во двор, а в другом – вылез. Уставший спорить Петя уныло соглашался.
– Митек, я вылезаю, – сказала Валька из своего сундука.
– Погоди, вдруг они проверят на всякий случай?
Суворова громко зевнула.
– Ломать дверь из-за одних подозрений они не станут, а ключей ни у кого нет. Я думаю, эти ключи вообще в Турции. Здесь же турки жили, строители. Как они уехали, в эти вагончики никто не заглядывал.
Она завозилась, хлопнула крышка полки, и вдруг за перегородкой вспыхнул слабенький свет ночника.
– Выключай! – зашипел Блинков-младший.
– Да никто не заметит! – лениво заспорила Суворова.
– Как же не заметит? Видала, какая щель в двери?!
– Ну и что? Холоднокровнее, Блинок! Иди сюда!
Блинков-младший выбрался из ящика и перешел в суворовское купе. Валька сидела на полке, по-турецки подобрав ноги. На голове у нее была бордовая феска с кисточкой на длинном шнуре, а в руке – какая-то кривая палка. Блинков-младший не сразу сообразил, что это курительная трубка с очень длинным чубуком.
– А еще халат есть, шелковый, только прожжен утюгом, – похвастала Суворова, делая вид, что затягивается из трубки. – Говорю тебе, Блинок, сюда после турок никто не заглядывал, я первая. Знаешь, как тут было насвинячено?! Я одних объедков вынесла три пакета, чтоб тараканов не разводить, а остальной мусор по ящикам распихала. Кальсоны есть оранжевые, с перламутровой пуговкой. Хочешь, подарю?
Суворова была рада, что они не попались охранникам, и начала валять дурака. Блинков-младший сел рядом с ней и выключил ночничок.
– Темнота – друг молодежи, – заметила Суворова. – Блинок, давай поцелуемся, чем так торчать.
– Да ну тебя, – огрызнулся Блинков-младший.
– А-а Ирки боишься!
– Я не боюсь, а просто…
– «Не давай поцелуя без любви!» – дурным голосом пропела Суворова. – Блинок, объясни мне, почему все парни или мямли вроде тебя, или придурки вроде того, в парке?
Блинков-младший прекрасно знал, что Валька не считает его мямлей, а просто берет на слабо. Не поцелуешь ее – ты мямля, а поцелуешь – она завтра же доложит Ирке и вообще будет говорить, что все парни – предатели.
– Просто ты отмороженная, Валька, – серьезно сказал он, – и к тебе липнут такие же отморозки.
– Ну, положим, этот в парке прилип к тебе, а не ко мне! – уточнила Суворова. – Блинок, может, я в душе белая и пушистая. Но ведь скучно жить, как твоя Ирка! Уроки всегда сделаны, тетрадки обернуты – тьфу!
Блинков-младший не собирался доказывать, что учить уроки – хорошо, а не учить – плохо.
– Валь, а зачем Князь тебе звонил на биологии? – спросил он, чтобы сменить тему.
– Так это мы Тонюшку доводили, – оживилась Суворова. – Князь взял у отца мобильник и на уроке позвонил мне. Я раскрываю трубку, послушала и говорю: «Покупайте!». Тонюшка покосилась, но ничего не сказала. А я набираю номер Князя – естественно, под партой. У него тоже звонит, он делает вид, что слушает и говорит: «Продавайте!». Тонюшка говорит: «Голенищев и Суворова, отключите телефоны, у нас тут не биржа». Мы делаем вид, что отключаем, и я отдаю свой мобильник Надьке, а Князь свой – сестре. Надька ей звонит, и Ляля Кусачая дает указания на биржу: «Нефтяные акции покупайте, а жвачечные продавайте!»…
Блинков-младший представил себе добродушную мордаху Кусачей княжны, торгующей жвачечными акциями, и засмеялся.
– Да, весело было, – вздохнула Суворова. – Скоро эти придурки уйдут? Мне домой пора.
– Уже уходят, – сказал Блинков-младший, расслышав треск двух резиновых дубинок по ограде.
Треск удалялся.
– Ну, не скучай, Блинок, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57