Блинков-младший попытался его погладить. Питбуль снова ощерился.
– Видик тебе включить? – спросила Лялька, набивая рот жвачкой.
Митек не мог думать ни о чем, кроме питбуля. Ему и голову было страшновато повернуть. Но отозвать пса он не попросил. Кому охота показать себя трусом.
– У тебя и видик здесь?
– Да вот, у тебя под носом, – Лялька через плечо махнула пультом-лентяйкой, и в ногах у Блинкова-младшего загорелся экран видеодвойки.
Положим, под носом-то у него был не телевизор, а питбуль. Он бы с удовольствием поменял их местами.
Кусачая княжна уселась вполоборота, чтобы видеть и экран, и Блинкова-младшего, и возможных покупателей. Похоже, она совершенно не понимала, что Блинкову-младшему неуютно с псом-убийцей на животе.

По видику крутилась какая-то вариация «Кровавого спорта». Американцу, выросшему в семье японца и перенявшему от него тайные боевые искусства ниндзя, долго и разнообразно били морду. Потом это ему надоедало. Он вспоминал своего наставника, вскакивал и начинал сам всех крушить, как будто не мог сделать этого раньше. Когда противник попадался настолько свирепый, что даже воспоминания о наставнике не помогали, американец вспоминал любимую девушку. Тогда уж он обязательно побеждал. Девушка была страшноватая и неумная. Блинков-младший подумал, что, вспомнив такую, уж точно разозлишься и пойдешь всех мочить направо и налево.
Время от времени к остановке подъезжал автобус. Сошедшие пассажиры покупали у Ляльки всякую ерунду: одноразовую зажигалку, пачку сигарет, жвачку… Таких покупателей Кусачая княжна называла «пшеном». Владельцы автомобилей подразделялись у Ляльки на «горох» («Москвич»; купил три бутылки пива), «из кожи вон» (иномарка и дешевые сигареты) и «крутизну» (новенькая иномарка и дорогие покупки).
Через час Блинков-младший почувствовал, что ему смертельно надоели и покупатели, и приключения живучего американца, и, главное, питбуль.
– Где же твои рэкетиры? – спросил он Ляльку.
– Ты что, Блинок? Только что подъезжали.
– Крутые, на джипе? – попытался угадать Блинков-младший.
– Да нет, «Жигуленок», который пачку печенья взял.
– «Горох»?
– Бригадир, – поправила Лялька. – Он и не «горох», и не «крутизна», а вообще из другой оперы. Не покупатель, а крыша. Он сейчас объедет десяток или два киосков, соберет деньги, где ему задолжали, или просто спросит, как дела.
– А к тебе он еще вернется?
– Может, остановится на обратном пути, если захочет. Ему по дороге, он живет в новом доме.
Единственный новый дом в квартале был не из дешевых. Уже то, что его окружала высоченная ограда, а у ворот дежурили охранники, говорило о богатстве жильцов. Забавно, что рэкетир, вымогатель, возвращаясь домой, сам нуждался в защите от преступников. Блинков-младший решил дождаться его, чтобы хоть в лицо запомнить.
– Ляль, а ты не думаешь, что он мог украсть твоего брата?
– Да нет, зачем ему? Если у него выйдут непонятки с отцом, он плеснет бензином из канистры и подожжет, – равнодушно ответила Лялька. – Мне, конечно, прикажет выметаться.
– Тяжелая у тебя жизнь, – сказал Блинков-младший.
– Обычная.

Пожалуй, Кусачая княжна была права, если считать, что «обычная» – то же самое, что «скучная». Пиво, сигареты, жвачка. Жвачка, сигареты, пиво. Сок, пиво, сигареты, жвачка. Подвыпившие покупатели и рэкетиры. Вечером, подсчитав деньги, идешь домой – день из жизни долой.
– Я бы не согласился так жить, – заметил Блинков-младший.
– А я и не собираюсь. Сейчас у нас десять продавцов работает через сутки, а бухгалтерию ведет отец. А я когда вырасту, найму и продавцов, и бухгалтера, и управляющего. А сама поеду отдыхать под пальмами.
– А не надоест?
Ответ у Ляльки был готов:
– Если надоест, выучусь на зоолога и поеду хоть в Африку жирафов изучать. С деньгами все можно. А ты разве больше не хочешь стать банкиром?
– Сейчас уже и не знаю, – признался Блинков-младший и выложил то, чего не знала даже Ирка: – Я начал свои банковские деньги тратить. Два года копил и этим летом много заработал. Мечтал, считал, каждый доллар знал в лицо. А сейчас трачу и почему-то не жалко. Я, наверное, буду с преступностью бороться. Чувствую в себе такое призвание.
– Только мильтоном не становись, – сказала Лялька. – Они знаешь, какие противные бывают! Нет, – поправилась она, – участковый наш – хороший дядька. А патрульные сержанты иногда подъедут ночью, пьяные, и норовят чего-нибудь стибрить.
– А я нашего участкового в глаза не видел, – сказал Блинков-младший.
– Посидел бы здесь, увидел бы.
– Грабят?
– Пытаются, – подтвердила Кусачая княжна. – Но по-настоящему нас еще ни разу не обносили. – Она сплюнула через левое плечо и постучала по прилавку. – Ой, зря я сказала! Бабка говорит, что я глазливая… Вам чего?
Лялька уже обращалась к непонятно откуда взявшемуся покупателю. Автобуса или машины Блинков-младший не слышал.
– Сок.
– Какой?
– Вон тот.
– Какой «тот»? Ананасовый, вишневый?
– Ну, тот! Я не могу прочитать по-иностранному. – В окно киоска сунулась рука в кожаном рукаве. – Ну, вон же!
– А картинку вы тоже не можете рассмотреть по-иностранному?
Рука вдруг обхватила Кусачую княжну за шею и выдернула из окошка. Лялька замычала. Похоже, ей заткнули рот. Болтавшиеся в воздухе Лялькины ноги сшибали с полок пивные банки, сигареты и орешки в хрустящих пакетах.
Питбуль, коротко взвыв, соскочил с груди Блинкова-младшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57