— Хошь не хошь, а выпить надо! Верно, Шурик?
И молодой, но тоже осипший уже голос подхватил:
— Точно. Обычай дорогой, что выпить по другой, — и голосок подхихикнул пакостно.
Борис вошел в зал. Народу было не так уж и мало, хотя странного. В самом дальнем углу, в ряду у окна, за последним столом сидела огромная черная кошка, в полном одиночестве, одетая в черное платье с короткими рукавчиками и черной пуховой шалью на плечах. Она, прихлебывая, пила чай с блюдечка, а перед ней лежала прямо на столе горка баранок и стояла глубокая розетка с вареньем. Время от времени она хватала баранку, окунала ее в розетку, затем слизывала капающее с баранки варенье, а баранку сгрызала. За следующим в том же ряду столом сидели две кошачьих пары: два лукавых котика и две жеманных кошечки. Они строили друг другу глазки, и коты попеременно вкладывали в ротик своим подругам какие-то лакомые кусочки. Зато за ближайшим к Борису столом в левом ряду у стенки сидела компания довольно-таки драных котов, всклокоченных, лохматых, оравших что-то сорванными голосами и покушавшихся временами затянуть песню. Если бы не их явные кошачьи морды, Борис решил бы, что они напоминают подгулявших лесорубов из какой-нибудь сентиментальной сказки, а то даже и просто леших. Рваные незаправленные в брюки рубахи, штаны до колен, босые лапы и похвальба своей могутностью… И еще за одним столом, у окна, сидело визави два чопорных кота-джентельмена, во всяком случае они были одеты весьма пристойно и даже элегантно: темные костюмы, темные водолазки и даже на лапах черные перчатки. Они чинно ели творог, запивая его молоком. У кота, сидевшего лицом к Борису, густые усы спускались вниз наподобие гуцульских, а физиономия была чрезвычайно мрачна. Второго Борис видел только со спины.
Остальные столы были заняты людьми. За двумя или тремя столиками люди сидели, опустив глаза в тарелку, быстро съедали свою пищу и уходили, и их места занимали другие, зато некоторые столы были, видно, абонированы надолго. За этими столами сидело сразу по шесть-семь человек, они пили из стаканов какую-то белую жидкость и вовсю веселились. Борис искал глазами Сашу. И, наконец, за четвертым столом в ряду, находившемся у деревянной стенки, он разглядел его. Саша сидел лицом к выходу, наверно, чтоб не пропустить Бориса, но был уже изрядно пьян. Во всяком случае смотрел он взглядом напряженным и уставившимся в одну точку, да при этом еще и довольно-таки мутноватым. И все же, несмотря на эти признаки опьянения, спина его была пряма, плечи развернуты и рыцарская сила и уверенность чувствовались во всей его повадке. Напротив него за тем же столом сидел еще один человек с небольшой головкой с пушистыми волосами, в свитере, плотно облегавшем его узкую спину. За следующим столом сидела разгульная компания людей, громко, невнятно и беспорядочно говоривших что-то.
«Значит, вот она какая эта Деревяшка! Удивительно только видеть столько котов сразу, когда знаешь, что их повсюду ловят. Хотя Старуха сказала, что здесь просто собирается нечистая сила в облике черных котов и пирует. Но Эмили говорила, что бывают тут иногда и Настоящие Коты, самые отчаянные их них. Но есть ли они здесь сейчас? И если есть, то кто?» Но не походил никто на сложившийся у него в уме образ отважных котов, скрывающихся от крыс, но из удали являющихся в Деревяшку с риском для жизни, только Чтобы подразнить своих гонителей.
И тем не менее, из зала все равно несло лихостью какой-то, бездомностью и безбытностью. Это пьянило, возбуждало, как в детских домашних мечтаниях, когда, устав от постоянных наставлений и замечаний, воображаешь вдруг себя попавшим к пиратам или разбойникам, — короче, в некую взрослую вольницу, где нет каждодневных обязанностей и размеренности, можно ложиться спать в любое время, а не ровно в девять тридцать вечера, вставать, когда захочется, питаться, чем попало, даже пить вино, и уж веселиться круглый день, и все тут зависит только от твоей удачи и смелости. Борис сделал шаг в зал. Желание попасть домой, вернуться к бабушке показалось вдруг ему весьма стыдным. Хотя появилась, он это сразу почувствовал в себе, робость новичка перед чужой нравящейся ему компанией, в которой, однако, совсем непривычные нравы и обычаи. Хотелось сказать: «Примите меня к себе. Я оправдаю ваше доверие». Но кому это говорить?..
За каждым столиком могло поместиться не более четырех человек. Но некоторые (те, где шла гульба) были переполнены, от других столов брались стулья, ставились прямо в проход, сидящие грудились, кучились. Поэтому Борис даже удивился, шагнув в зал и увидев, что около Саши и его напарника сохранились два пустых стула. Он медленно пробирался меж гуляющих, передергивая плечами от воды, время от времени скатывавшейся ему с волос за воротник, и от тошнотворного омерзительного запаха водки. Почувствовав этот запах, он сразу угадал причину и повышенной веселости компаний, и длинных тостов, произносимых за столом, к которым произносившие требовали повышенного внимания, не отвечающего их содержанию. И больше всего его испугало то обстоятельство, что, стало быть, Саша не где-то в другом месте выпил, а сейчас пьет, и значит, будет и его уговаривать выпить… И он почувствовал себя, как, вероятно, чувствовал себя во время праздников у бабушки Насти его отец — растерянным и беспомощным, потому что он не любил и не умел пить, а от него требовали, и он мучался, боясь обидеть отказом… Впору хоть назад поворачивать. Он и своих сверстников, выпивавших для куражу в туалете, сторонился, а водка и разгул взрослых мужиков просто испугали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84