А поверит Маршалл его объяснениям, почему он на это пошел? Или решит, они с Лесом и вправду дружки и просто оба хотели выйти сухими из воды? И как знать, что станет говорить Лес? Поди пойми, что у него сейчас в голове.
— Я тебя спрашиваю, сынок. Ты тут один или с кем-нибудь?
Проще всего бы ответить правду: «Нет». Там, за оградой, — виновник всей этой истории. Вчера вечером Терри, не задумываясь, выдал бы его. Но сегодня уже почему-то другое дело. Прежде всего теперь, когда транзистор у него, Терри мог бы выпутаться и не втягивая в это Леса, и потом, неизвестно, что станет говорить Лес, чтобы выгородить себя. Значит, если его назвать, пользы не будет никакой… А вот не жалко ли ему просто этого самого Леса? Все не просто. Нелегко принять решение. Не бывает, видно, так, чтобы это касалось только тебя самого. Всегда приходится думать о ком-то еще, на ком, хочешь ли ты, нет ли, отразится твое решение.
Два облика Леса помимо воли Терри вспыхнули в его памяти. Вот Лес извиняется за свою комнатушку, лоб у него рассечен, вот он дружелюбный и называет дружески, по имени, в минуты, когда Терри скупо ему помогает. А вот другой Лес — приставил ему к горлу нож, ругается непотребными словами, заставляет вести в школу, плюется, обзывает «Чушкой». И того и другого вспоминать неприятно. Ни тот, ни другой не помогает принять решение.
Терри посмотрел с ограды вниз, на старшего парнишку, сейчас он видел обе стороны — и полицейского и Леса. И этот Лес, глядящий на него в упор, подлинный, а не в воспоминании, всем своим видом требовал, чтобы Терри его не впутывал. Решение созрело. Довольно было лишь взглянуть на Леса. Некуда увильнуть, некогда придумывать уклончивый ответ. Терри сказал внятно, самым честным голосом:
— Я тут один.
— Понятно, — сказал полицейский и глазом не моргнув. — Один? И просто смотришь, что там растет в саду, так? Ну-ка, скажи ему, чтоб вылезал. Довольно дурака валять.
17
Из- за моросящего дождика все -судьи, полицейские, представители опеки, обвиняемые и их семьи — входили в здание суда, не заботясь о приличиях: выскакивали из машин и иного транспорта и, пригнув голову, впопыхах, так что развевались полы пальто и плащей, ныряли в подъезд. Но внутри тотчас забывали о стихиях, и в зале суда яркий верхний свет заливал всех мирным зеленоватым сиянием независимо от того, солнце ли на улице или гроза. Официальные лица восседали кто в форме, кто в костюмах и платьях и нимало не интересовались тем, что делается вне этих стен, разве что это, на их взгляд, могло сказаться на поведении обвиняемого. И только обвиняемым и их родным естественно было явиться в зал суда в мокрой верхней одежде.
В коридоре с плиточным полом перед залом суда по делам несовершеннолетних было полно народу. Полицейские без шлемов стояли сине-черными группками, хохотали, точно школьники, изредка оглядывались через плечо. Длинноволосый сержант-полицейский, какой-то очень домашний, озабоченно хмурясь, со списком в руках стоял у широкой зеленой двери в коридоре; все остальные толпились тут же — промокшие и сухие, мужчины, женщины, ребята всех возрастов; одни ребята испуганно озирались, другие мрачно насупились, и те и другие старались держаться подальше от своих взволнованных родителей; оставались в коридоре и два защитника — в черных сюртуках, лица блестят, в руках папки, большие сложенные листы бумаги, с мизинца и у того и у другого свешиваются розовые тесемки. Стульев не хватало, всего два-три, люди шаркали ногами, протискивались взад-вперед по узкому коридору. Таково уж было это учреждение — тут неизбежно смешивались те, кто знал здесь всё как свои пять пальцев, и те, кто не знал ничего, и сегодня, в среду утром, здесь все было почти так же, как всегда, когда по требованию закона собирались люди, связанные с местным правосудием.
Глэдис и Джек Хармеры отошли вместе с Терри в угол, подальше от этой толкучки снующих взад-вперед людей. Терри пытливо осматривался и уже углядел полицейского, который застукал его на ограде с транзистором; тот стоял к ним вполоборота и курил. А Джек заметил полицейского в штатском из Бюро по делам несовершеннолетних, который заходил к ним домой, и кивнул ему.
Глэдис увидела их обоих впервые, с тех пор, как они непрошенно вмешались в жизнь семьи Хармеров. Она стояла, отгороженная своими мыслями от шума и толкотни, и вспоминала, как в тот вечер они встретились возле доков с патрульной машиной; они увидели Терри и помахали, чтоб остановить ее. Полицейский разговаривал довольно вежливо, но без обиняков, и, когда он предложил им следовать за его машиной в участок, а Терри оставил у себя в машине вместе с другим мальчиком, она думала, Джек заплачет от огорчения, что тот лишил его отцовского права поговорить с собственным сыном и вот приходится ехать по улицам и видеть только затылок Терри.
С грустью вспомнила Глэдис, как полицейский сказал, что это дядя Чарли попросил его поискать Терри, и как уязвлен был Джек, стал со стариком еще холодней прежнего, и тот уже три недели у них не бывает. Какая нелепость, подумала она, что попытки дяди Чарли помочь им только еще больше отдалили его от их семьи.
Полицейский из Бюро по делам несовершеннолетних тоже разговаривал без обиняков, но скорее дружелюбно, чем просто вежливо. В подбитом мехом автомобильном пальто, он сидел на диване, где перед тем сидел мистер Маршалл, пил чай и всем своим видом говорил, что хотя чашкой чая его не купишь, но он искренне огорчен случившимся.
— Прежде всего поймите, — объяснял он, — что ваш Терри не преступник… даже если он участвовал в этом по своей воле. — При этих словах по крайней мере две пары бровей взлетели вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71