В городе узнали, что Джозеф Карвен еще в
ранней юности много путешествовал, некоторое время прожил в Англии и
совершил по крайней мере две поездки на Восток; его речь, когда он
удостаивал кого-нибудь разговором, могла бы исходить из уст образованного
и изысканно воспитанного англичанина. Но по неизвестным причинам Карвен не
любил общества. Никогда не проявляя явной невежливости к посетителям, он
был чрезвычайно сдержан, словно воздвигая между ними и собой невидимую
стену, так что они не решались сказать ему что-либо, опасаясь, что эти
слова прозвучат пошло и бессмысленно.
В его поведении сквозило какое-то загадочное, презрительное
высокомерие, словно он, общаясь с некими неведомыми и могучими существами,
стал считать людей скучными и ничтожными. Когда доктор Чекли, знаменитый
острослов, назначенный ректором в Королевскую Церковь, приехал в Провиденс
из Бостона в 1733 году, он не упустил случая посетить человека, о котором
так много слышал; но визит был весьма кратковременным, потому что он
уловил некий мрачный подтекст в речах любезного хозяина. Однажды зимним
вечером, когда Чарльз беседовал со своим отцом о Карвене, юноша сказал,
что много дал бы, чтобы узнать, какие слова таинственного предка так
поразили жизнерадостного ректора, что все составители мемуаров в один
голос подтверждают нежелание доктора Чекли повторить хоть что-нибудь из
услышанного; Добряк был поистине шокирован и с тех пор при одном
упоминании имени Карвена вмиг лишался своей прославленной веселости.
Более определенной и ясной была причина, из-за которой другой, столь же
остроумный и образованный человек, такого же почтенного происхождения, как
доктор Чекли, избегал высокомерного отшельника. В 1746 году мистер Джон
Мерритт, пожилой английский джентльмен, имеющий склонность к литературе и
науке, приехал из Ньюпорта в Провиденс, который быстро затмил былую славу
Ньюпорта, и построил красивый загородный дом на Перешейке, в месте,
которое сейчас стало центром лучшего жилого района. Он жил как английский
аристократ, окружив себя комфортом и роскошью, первым в городе стал
держать коляску с ливрейным лакеем на запятках, и очень гордился своим
телескопом, микроскопом и тщательно собранной библиотекой, состоящей из
книг на английском и латинском языках. Услышав, что Карвен является
владельцем лучшего собрания книг в городе, мистер Мерритт сразу же нанес
ему визит, и был принят с гораздо большей сердечностью, чем кто-либо из
прежних посетителей. Его восхищение огромной библиотекой хозяина дома, где
на широких полках рядом с греческими, латинскими и английскими классиками
стояла солидная батарея философских, математических, и прочих научных
трактатов, в том числе труды Парацельса, Агриколы, Ван Хельмонта Сильвиуса
Глаубера Бойля Берхааве, Бехера и Шталя, побудило Карвена предложить
своему гостю посмотреть также ферму и лабораторию, куда он никого прежде
не приглашал; и они тотчас же вместе отправились туда в коляске Мерритта.
Мистер Мерритт говорил впоследствии, что не видел на ферме ничего
действительно ужасного, но утверждал, что сами названия сочинений,
посвященных магии, алхимии и теологии, которые Карвен держал в комнате
перед лабораторией, внушили ему непреходящее отвращение. Может быть, этому
способствовало выражение лица владельца фермы, когда он демонстрировал
свои приобретения. Странное это собрание, наряду со множеством редкостей,
которые мистер Мерритт охотно поместил бы, по собственному его признанию,
в свою библиотеку, включало труды почти всех каббалистов, демонологов и
знатоков черной магии; оно было также настоящей сокровищницей знаний в
подвергаемой здравомыслящими людьми сомнению области алхимии и астрологии.
Мистер Мерритт увидел здесь книгу Гермеса Трисмегиста в издании Менара,
"Турба философарум", "Книгу исследований" аль-Джабера, "Ключ мудрости"
Артефия; каббалистический "Зохар", серию изданий Питера Джемма, в том
числе "Альберт Великий", издание Затцнера "Великого и непревзойденного
искусства" Раймунда Луллия, "Сокровищница алхимии" Роджера Бэкона, "Ключ к
алхимии" Фладда, "О философском камне", сочинение Тритемия); все эти
таинственные книги теснились на одной полке. В изобилии были представлены
средневековые еврейские и арабские ученые и каббалисты, и доктор Мерритт
побледнел, когда, сняв в полки тонкий том, носящий невинное название
"Закон ислама", увидел, что в действительности это запрещенный и
подвергнутый проклятию "Некрономикон" - книга об оживлении мертвецов,
принадлежащая безумному арабу Абдулу Альхазреду, о которой он слышал
несколько лет назад чудовищные вещи; люди передавали их друг другу
шепотом, после того, как узнали о чудовищных обрядах, совершавшихся в
странном рыбацком городке Кингспорте, в провинции Массачусетс.
Но, как ни странно, сильнее всего достойного джентльмена поразила одна
мелочь, которая внушила ему неясное беспокойство. На большом полированном
столе лежал сильно потрепанный экземпляр книги Бореллия, на полях и между
строк которого было множество загадочных надписей, сделанных рукой
Карвена. Книга была открыта почти на середине, и строчки одного параграфа
были подчеркнуты такими жирными и неровными линиями, что посетитель не
смог удержаться и прочел это место книги знаменитого мистика. Содержание
ли подчеркнутых строк или особый нажим проведенных пером линий, почти
прорвавших бумагу, - он не мог сказать, что именно, - но все вместе
внушило посетителю непонятный ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9