Истинное безумие Варда, полагал доктор, началось после эпидемии
вампиризма и серии необъяснимых происшествий, о которых мною говорили в
Потуксете, когда из памяти пациента стали выпадать сведения, связанные с
современностью, когда он лишился голоса, и организм его претерпел на
первый взгляд незначительные изменения, позже замеченные многими.
Виллетт со свойственной ему проницательностью указывал, что именно с
этого времени Бард несомненно приобрел некоторые свойства, которые могут
привидеться лишь в кошмаре; он признает с невольной дрожью, что существуют
достаточно солидные свидетельства, подтверждающие слова юноши о находке,
которой суждено было сыграть роковую роль в его жизни. Прежде всего, два
мастера, надежные и наблюдательные люди, видели, как были найдены старые
бумаги, принадлежавшие Джозефу Карвену. Во-вторых, Вард, тогда еще совсем
юный, однажды показал доктору эти бумаги, в том числе страничку из
дневника Карвена, и подлинность этих бумаг не вызывала никакого сомнения.
Сохранилось отверстие в стене, где Вард, по его словам, нашел их, и доктор
Виллетт навсегда запомнил тот миг, когда бросил на них прощальный взгляд,
окруженный вещами, реальность которых трудно осознать и невозможно
доказать. К этому следует добавить странные и полные скрытого смысла
совпадения в письмах Орна и Хатчинсона, почерк Карвена, сведения о некоем
докторе Алленс, добытые детективами, а также ужасное послание, написанное
средневековым угловатым почерком, которое доктор Виллетт нашел у себя в
кармане, когда пришел в сознание, очнувшись от забытья после одного
смертельно опасного приключения.
Но самым убедительным является результат, достигнутый доктором,
применившим формулу, которая стала ему известна во время его последних
изысканий; результат, который неопровержимо доказал подлинность бумаг и их
чудовищное значение, хотя сами бумаги стали навеки недоступны людям.


2


Свои юные годы Чарльз провел в атмосфере старины, которую так нежно
любил. Осенью 1913 года он поступил на первый курс школы Мозеса Брауна,
находившейся неподалеку от его дома, проявляя примерное прилежание в
военной подготовке, особенно популярной в то время. Старинное главное
здание школы, возведенное в 1819 году, всегда привлекало юного историка;
ему нравился живописный и обширный парк, окружавший школу. Мало бывая в
обществе, большую часть своего времени он проводил дома, часто совершал
долгие прогулки, прилежно учился и не пропускал военных тренировок. Он не
оставлял своих исторических и генеалогических изысканий в городском
архиве, мэрии и ратуше, публичной библиотеке, Атенеуме, Историческом
обществе, в Библиотеке Джона Картера Брауна и Джона Хея в Университете
Брауна, и в недавно открытой библиотеке на Бенсфит-Стрит. Он был высоким,
худощавым и светловолосым юношей, с серьезными глазами, немного сутулился,
одевался с легкой небрежностью и производил впечатление не очень
привлекательного, неловкого, но вполне безобидного молодого человека.
Его прогулки всегда представляли собой нечто вроде путешествия в
прошлое, и ему удавалось из множества реликвий, оставшихся от былого
блеска, воссоздавать картину ушедших веков. Варды жили в большом особняке
в георгианском стиле, стоявшем на довольно крутом холме, к востоку от
реки. Из задних окон своего флигеля Вард мог с головокружительной высоты
любоваться тесно сбитыми шпилями, куполами, остроконечными кровлями и
верхними этажами высоких зданий Нижнего города, раскинувшегося на фоне
пурпурных холмов и полей. В этом доме он родился, и няня впервые выкатила
его в колясочке из красивого классического портика кирпичного фасада с
двойным рядом колонн. Она везла его мимо маленькой белой фермы,
построенной два века тому назад, которую город давно уж поглотил, к
солидным зданиям колледжей, выстроившихся вдоль респектабельной богатой
улицы, где квадратные кирпичные особняки и не столь большие деревянные
дома с узкими портиками, обрамленными, колоннами а дорическом стиле,
дремали, отгородившись от мира щедро отмеренными пространствами садов и
цветников.
Его катали в колясочке и вдоль сонной Конгдон-Стрит, что располагалась
пониже на крутом склоне холма, на восточной стороне которой стояли дома на
высоких столбах. Здесь были старинные маленькие деревянные дома- ведь
растущий город карабкался вверх по холму - и во время этих прогулок
маленький Вард, казалось, постиг колорит старого поселения времен
колонизации. Няня обычно любила посидеть на скамейке Проспект Террас и
поболтать с полицейским; одним из первых детских воспоминаний Варда было
огромное, подернутое легкой туманной дымкой море крыш, куполов и шпилей,
простирающееся к востоку, и дальние холмы, которые он увидел однажды в
зимний день с этой огромной, обнесенной заграждением, насыпи, окрашенные в
мистический фиолетовый цвет на фоне пламенеющего апокалиптического заката,
горящего красным, золотым, пурпурным и подцвеченные странными зелеными
лучами. Высокий мраморный купол Ратуши выделялся сплошной темной массой, а
увенчивающая его статуя, на которую упал случайный солнечный луч из
разорвавшихся темных облаков, покрывающих пылающее небо, была окружена
фантастическим ореолом. Когда Чарльз стал старше, начались его бесконечные
прогулки; сначала мальчик нетерпеливо тащил за руку свою няню, потом ходил
один, предаваясь мечтательному созерцанию. Он устремлялся наудачу все ниже
и ниже, вдоль, крутого склона, каждый раз достигая более старого и
причудливого слоя древнего города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9