- Я не могу тебе ничего сказать, Картер! Это выше всякого разумения!
Мне просто нельзя тебе ничего говорить, слышишь ты? Кто знает об этом, тот
уже не жилец. Боже правый! Я ждал чего угодно, но только не этого.
Снова установилось молчание, если не считать бессвязного потока
вопросов с моей стороны. Потом опять раздался голос Уоррена на этот раз на
высшей ступени неистового ужаса:
- Картер, ради всего святого, умоляю тебя верни плиту на место и беги
отсюда, пока не поздно! Скорей! Бросай все и выбирайся отсюда это твой
единственный шанс на спасение. Сделай, как я говорю, и ни о чем не
спрашивай!
Я слышал все это и тем не менее продолжал, как исступленный задавать
вопросы. Кругом меня были могилы, тьма и тени; внизу подо мной ужас,
недоступный воображению смертного. Но друг мой находился в еще большей
опасности, нежели я, и, несмотря на испуг, мне было даже обидно, что он
полагает меня способным покинуть его при таких обстоятельствах. Еще
несколько щелчков, и после короткой паузы отчаянный вопль Уоррена:
- Сматывайся! Ради Бога, верни плиту на место и дергай отсюда. Картер!
То, что мой спутник опустился до вульгарных выражений, указывало на
крайнюю степень его потрясения, и эта последняя капля переполнила чашу моего
терпения. Молниеносно приняв решение, я закричал:
- Уоррен, держись! Я спускаюсь к тебе!
Но на эти слова абонент мой откликнулся воплем, в котором сквозило
теперь уже полное отчаяние:
- Не смей! Как ты не понимаешь! Слишком поздно! Это я во всем виноват
мне и отвечать! Бросай плиту и беги мне уже никто не поможет!
Тон Уоррена опять переменился. Он сделался мягче, в нем была слышна
горечь безнадежности, но в то же время ясно звучала напряженная нота тревоги
за мою судьбу.
- Поторопись, не то будет слишком поздно!
Я старался не придавать его увещеваниям большого значения, пытаясь
стряхнуть с себя оцепенение и выполнить свое обещание прийти к нему на
помощь. Но когда он заговорил в очередной раз, я по-прежнему сидел без
движения, скованный тисками леденящего ужаса.
Картер, поторопись! Не теряй времени! Это бессмысленно... тебе нужно
уходить... лучше я один, чем мы оба... плиту....
Пауза, щелчки и вслед за тем слабый голос Уоррена:
- Почти все кончено... не продлевай мою агонию... завали вход на эту
чертову лестницу и беги, что есть мочи... ты только зря теряешь время...
прощай. Картер... прощай навсегда...
Тут Уоррен резко перешел с шепота на крик, завершившийся воплем,
исполненным тысячелетнего ужаса:
- Будь они прокляты, эти исчадия ада! Их здесь столько, что не счесть!
Господи!.. Беги! Беги! Беги!!!
Потом наступило молчание. Бог знает, сколько нескончаемых веков я
просидел, словно парализованный шепча, бубня, бормоча. взывая, крича и вопя
в телефонную трубку. Века сменялись веками, а я все сидел и шептал,
бормотал, звал, кричал и вопил:.
- Уоррен! Уоррен! Ты меня слышишь? Где ты?
А потом на меня обрушился тот ужас, что явился апофеозом всего
происшедшего ужас немыслимый, невообразимый и почти невозможный. Я уже
упоминал о том, что, казалось, вечность миновала с тех пор, как Уоррен
прокричал свое последнее отчаянное предупреждение, и что теперь только мои
крики нарушали гробовую тишину. Однако через некоторое время в трубке снова
раздались щелчки, и я весь превратился в слух.
- Уоррен, ты здесь? позвал я его снова, и в ответ услышал то, что
навлекло на мой рассудок беспроглядную мглу. Я даже не пытаюсь дать себе
отчет в том, что это было я имею в виду голос, джентльмены, и не решаюсь
описать его подробно, ибо первые же произнесенные им слова заставили меня
лишиться чувств и привели к тому провалу в сознании, что продолжался вплоть
до момента моего пробуждения в больнице. Стоит ли говорить, что голос был
низким, вязким, глухим, отдаленным, замогильным, нечеловеческим, бесплотным?
Так или иначе, я не могу сказать ничего более. На этом кончаются мои
отрывочные воспоминания, а с ними и мой рассказ. Я услышал этот голос и впал
в беспамятство. На неведомом кладбище в глубокой сырой лощине, в окружении
крошащихся плит и покосившихся надгробий, среди буйных зарослей и
вредоносных испарений я сидел, оцепенело наблюдая за пляской бесформенных,
жадных до тлена теней под бледной ущербной луной, когда из самых сокровенных
глубин зияющего склепа до меня донесся этот голос.
И вот что он сказал:
- Глупец! Уоррен мертв!
Перевод О. Мичковского



1 2 3