Окруженный желтоватым сиянием светильника, Эбнер стал медленно
подниматься по лестнице, приближаясь к двери запертой комнаты. Шагал он
тихо, стараясь не издать ни малейшего звука.
Подойдя к двери, снова прислушался и поначалу вообще ничего не услышал
- но затем ушей его достиг какой-то шорох.
В комнате определенно кто-то находился, причем существо это {дышало}!
Постаравшись отбросить возникший было страх, Эбнер решительно вставил
ключ, повернул его и, широко распахнув дверь, поднял лампу над головой.
Потрясение и ужас сковали все его тело.
Прямо поверх скомканного покрывала, лежавшего на давно покинутой
кровати, сидело чудовищное, кожистое "нечто", которое не было ни человеком,
ни лягушкой, и жадно пожирало окровавленный кусок мяса. Кровь вытекала из
омерзительного жабьего рта и падала на искривленные, перепончатые лапы. У
этого чудовища были длинные, мускулистые конечности, выраставшие из
дьявольского тела наподобие лягушачьих лап, и заканчивались почти
настоящими человеческими кистями, разве что с перепонками между пальцами...
Зловещая немая сцена продолжалась какую-то секунду, а затем неведомое
существо, издав леденящее душу рычание - {ех-йа-йа-йа-йахааах-нгх' ааа-х'
йух, х' йух..}, поднялось, выпрямилось и бросилось на Эбнера.
Реакция молодого человека была мгновенной, как если бы в глубине
сердца он давно ожидал, что может произойти нечто подобное. Он размахнулся
и что было силы швырнул массивную керосиновую лампу прямо в устремившуюся
на него тварь.
Пламя окутало существо, которое на долю секунды замерло на месте, но
тут же принялось отчаянно пытаться сбросить с себя огонь. Огонь же не
только лизал жуткого монстра, но также перекинулся на покрывало у него за
спиной, распространился и на пол под ногами существа. В тот же миг тембр
его голоса резко изменился, превратившись из низкого, гортанного рычания в
пронзительный, протяжный вой: - {Ма-ма-мама-ма-аа-ма-аа-ма-ааа!"}
Эбнер выскочил из комнаты, захлопнул дверь у себя за спиной и бросился
вниз.
Летя по ступеням, едва не падая, он с безумно бьющимся сердцем
пронесся через комнаты первого этажа и наконец выбежал из дома. Все так же
спотыкаясь, добежал до машины, почти ничего не соображая и не замечая
вокруг себя, наполовину ослепленный от застилавшего глаза пота, повернул
ключ зажигания и помчался, не разбирая дороги, лишь бы оказаться подальше
от этого Богом проклятого места, над которым уже начал виться дым пожара, а
вгрызавшиеся в иссохшее дерево постройки языки пламени стали взметаться в
темное небо.
Он гнал как одержимый - через Данвич, через крытый мост, - полуприкрыв
глаза, словно желая навсегда отсечь от себя видение того, что предстало
перед его взором несколько минут назад. Темные, мглистые холмы словно
пытались дотянуться до него своими невидимыми щупальцами, а в спину ударял
зловещий и одновременно поддразнивающий вихрь лягушачьей какофонии.
Но ничто не могло стереть из его сознания этот действительно безумный
финал, это внезапно открывшееся ему инфернальное знание, которое хищным
зверем вгрызлось в его разум... Ключ, который он держал все это время в
своих руках, сам не догадываясь об этом; то самое знание, которое
гнездилось где-то в закоулках его памяти, равно как и таилось в записках,
оставленных ему Лютером Уотелеем... Куски сырого мяса, которые, как он по
своей детской наивности полагал, должны были быть приготовлены в комнате
тети Сари (ведь никто же не станет есть {сырое мясо!}); упоминание
загадочного "Р.", который после своего отсутствия "вернулся снова" -
возвратился в тот единственный дом, который он когда-либо знал в своей
жизни...
Эти казавшиеся бессвязными в записках деда упоминания исчезнувших
коров, овец, останков других животных... Зловещие и столь ясные теперь
намеки Лютера насчет размера Р., "пропорционального кол-ву пищи", и того,
что "его надо держать на строгой диете и сохранять поддающийся контролю
размер" - как людей Иннсмаута! Разумеется, после смерти Сары - его матери -
он уменьшился почти до ничтожных размеров, тогда как Лютер надеялся, что
голодное заточение в запертой комнате иссушит его тело и тем самым
окончательно погубит, убьет...
И все же у старика, похоже, оставались еще какие-то сомнения, и потому
он послал внуку тот самый свой прощальный призыв убить в запертой комнате
"все живое", - ту самую тварь, которую Эбнер, сам того не желая, освободил,
когда сломал раму и распахнул ставни, а она, оказавшись на свободе,
бросилась самостоятельно добывать себе пищу и стала вновь увеличиваться в
размерах, питаясь поначалу рыбой из Мискатоника, затем мелкими животный,
потом домашней стотиной, а под конец добралась и до живых людей.
Тварь, которая была полуземноводным - получеловеком, и все же
сохранившая в себе достаточно человеческого, чтобы вернуться назад в тот
самый единственный дом, который она когда-либо знала в своей жизни, и
пытаться в ужасе перед неминуемой погибелью взывать к матери о помощи.
Существо, рожденное в результате порочного смешения Сары Уотелей и Ральсы
Марша, сотворенное его гниющей и деградирующей кровью; чудовище, которому
суждено было вечно маячить на обочинах сознания Эбнера Уотелея - его
{собственный кузен} Ральса, названный так в "честь" отца и обреченный
жестокой волей старого Лютера на погибель, вместо того, чтобы давно быть
освобожденным и выпущенным в море, где он мог бы соединиться с
Глубоководными среди любимых чад Дэгона и великого Цтулху!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18