Айдын спросил:
— А кем ты сам будешь?
— Сам я, Айдын, буду большим художником. Мастером! Все эти должности, ответственные посты — временное явление. В сущности, я отдам всего себя режиссуре и актерству. Буду и режиссером, и актером. У меня будет свой театр… Вот говорят: театр Товстоногова. Или там театр Охлопкова. Понимаешь? Я создам такой же театр. Свой!
— Само собой, машина?
— Конечно, будет и машина. Я сам буду водить ее, но и шофер будет. Всякий раз в день премьеры моя «Волга» будет подкатывать к дому Рены. Всякий раз от меня — десять билетов: ей самой, ее мужу. Пусть берет в театр кого хочет мать, отца, подруг.
Айдын предложил:
— Выпьем за тебя.
— Выпьем. Знаю, Айдын, ты думаешь, я пьян. Клянусь тебе, я ни капельки не пьян. Смотри, сколько пью — не берет меня. Знаю, ты в душе не веришь мне. Возможно, смеешься… Но, клянусь, все это будет, все будет! Имя, машина, деньги!..
— Знаю, Эльдар, верю: все это будет. Только не скоро… Нам тогда будет уже много лет. Ты понимаешь, если бы все это было сейчас, сегодня, когда мы молоды!
Музыканты не спеша укладывали свои инструменты. Зал почти опустел. Часть светильников погасла.
Ветер с моря развевал шторы на окнах.
— Он пришел пьяный в дым, — сказала Хаджар.
— Где он пил, с кем?
— Откуда я знаю? — Помолчав, добавила: — Бедняга пьет с горя. Молодой, хочет развлечься, погулять. Что он видел в жизни — твою физиономию?
В комнате было темно. Фейзулла повернулся на кровати в сторону жены:
— Знаешь, Хаджар, я все время думаю… Ты верно говоришь… Почему он должен страдать из-за меня? Почему должен стыдиться меня? Почему мы не откроем ему правду? Почему не скажем: «Детка, ты тоже сын большого человека! Твой отец был одним из самых избранных…»
Он не мог видеть в темноте лицо Хаджар. Но в тот же миг ощутил на своих губах ее ладонь. Она зажала ему рот. Шептала:
— Молчи, молчи… Слышишь?
Фейзулла и сам знал, что никогда не осмелится сказать Эльдару правду.
Это было давно. Искендер Мурадалиев ехал на «Победе» с женой и семимесячным сыном в Шушу на отдых. Опасаясь зноя, в дорогу двинулись под вечер. Июль выдался на редкость жарким. Смеркалось, когда в районе Хурдалана они подъехали к железнодорожному переезду. Шофер Искендера не заметил приближающегося поезда. Халатный стрелочник не удосужился опустить шлагбаум. На переезде водитель хотел переключить скорость — с третьей на вторую. Неожиданно заглох мотор, машина остановилась на пути поезда, который надвигался на них с неотвратимостью рока. Гамар, увидев набегающие огни паровоза, закричала, лишилась чувств. В последний миг Искендер, подчиняясь инстинктивному импульсу, выхватил ребенка из, рук жены и выбросил из окна машины за полотно железной дороги.
Младенец остался жив. У него лишь была повреждена левая нога. Все остальные погибли. Когда тело Гамар омывали в мечети, из груди ее сочилось молоко.
У Хаджар и Фейзуллы детей не было. Они забрали ребенка, усыновили, вырастили, воспитали. Скрыли от него судьбу родителей.
Наутро Эльдар сидел за столом и пил кефир. Голова его раскалывалась от боли.
Фейзулла побрился, оделся и хотел уходить.
— Фейзулла, — сказала Хаджар, — завтра у вас премьера, достань и нам билеты. Два — для нас: Эльдару и мне, два — для Ана-ханум, они просили.
— Я не пойду, — бросил Эльдар. Фейзулла развел руками:
— Трудно, Хаджар. Из-за билетов смертоубийство!
— Хорошенькое дело!.. — сердито передернула плечами жена. — Даже не может достать билеты в театр, где работает! Каким никчемным сотворил тебя аллах! Удивительно!
— Ну, будет, будет, опять начала. Соседке ничего не обещай. Эльдар не хочет идти, а тебе я достану.
Спускаясь по лестнице, услышал сзади голос Хаджар:
— Смотри, без билета домой не приходи! Понял?!
Кассир замотал головой:
— Нет, нету, нету! Не осталось ни одного.
— Но ведь я работаю в этом театре.
— В театре работает двести семьдесят человек. Он отправился к администратору.
— Клянусь тебе, Фейзулла, на завтра и послезавтра не могу ничего сделать, заверил тот. — На один из ближайших дней — пожалуйста, сколько угодно билетов.
Он приуныл. Обращаться к Сиявушу ему не хотелось, однако иного выхода не было.
В кабинет Сиявуша то и дело входили люди. Входили, выходили.
— Как это он не может прийти?! — кричал Сиявуш. — Придет, если даже околеет после этого! Завтра спектакль, а он номера откалывает!
Кто-то сказал:
— Сегодня утром умерла его теща.
— Пусть окочурится вся его родня, но завтра вечером он должен быть здесь. Кем я заменю его в этом бедламе?! Зазвонил телефон, Сиявуш поднял трубку.
— Нет, — ответил он, — завтра вечером, послезавтра днем и вечером. Затем другой спектакль. Да.
Повесил трубку. Обернулся к стоящему у двери парню.
— Аслан, укажи в программе: вместо Салимова — Гаджиев. Сабир, а ты скажи, пусть завтра в спектакле на стол поставят не черный телефон, а белый. Тот, вчерашний.
Опять раздался звонок. Сиявуш взял трубку.
— Да… Да, это я, пожалуйста… Добрый день… Извините, сейчас нет возможности. Позвоните в понедельник.
Едва он положил трубку, телефон снова зазвонил.
— Да, да… Нет, на завтра ничего не могу сделать. Не осталось ни одного билета. Знаю, очень хорошо. Я весьма уважаю вашу газету, но завтра это невозможно. Я распоряжусь на послезавтра.
Положил трубку.
— Аслан, попроси Шарифу-ханум, пусть зайдет ко мне! — Он заметил стоящего в углу Фейзуллу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18