Ты же слышал, наверное, что кашрут [28] мельницких признают все без исключения общины… А Ребе с ешивой [29] Вацлав в Прагу затащил… Такие же они, как мы с величеством. То же дело делают. Только на другом фланге, куда нам с королем не с руки лезть. Понимаешь?
– Я думал…
– Ты думал неправильно, дружище, – Майзель снова налил коньяк в бокалы. – Я горжусь вовсе не тем, что все делаю сам. Я сам, кстати, довольно давно уже не лезу в детали. Я страшно горд собой за то, что вытягиваю из самых разных людей их самые сокровенные и гениальные идеи и вдохновляю их на воплощение этих идей. Это самое высшее наслаждение, которое мне доводилось испытывать в жизни до сих пор. Я катализатор. Закваска. Затравка. Бикфордов шнур. И мне это чертовски нравится.
– Рехнуться можно. А недостатки у тебя есть?
– Обязательно, – просиял Майзель. – Я не дипломат. Я танк. Я ненавижу дебилов и хапуг и не могу с ними работать. Особенно таких евреев. Меня просто трясет от таких. Я ненавижу тупую и хамоватую совково-местечковую жидовню, заседающую в «синагогах», где миньян [30] ?то не вдруг собрать удается, требующих, чтобы я забросил все свои дела и немедленно и безо всяких условий предоставил в их полное и безотчетное распоряжение все мои и не только мои ресурсы до последнего геллера [31] . А потом они подумают, что смогут сделать. Только вот это вряд ли. Я с этой публикой не могу не то, что работать – даже в одном пространственно-временном континууме находиться. Думаешь, я не пытался? Пытался. Особенно в самом начале. Знаешь, что из этого вышло? – Майзель наклонился вперед, поближе к Андрею. – Они сказали: о, ты тут! Коль а кавод [32] ! Давай быстро бабки сюда! Нет, подождите, парни, у меня есть план… Какой план, а ид [33] ?! Ты охуел, что ли?! Твой план – говно, давай сюда бабки и смотри, как мы будем их хуячить направо и налево, какой мы гужбан устроим! Хочешь, тебя возьмем в тусняк, так и быть… И когда они поняли, что не получается по-ихнему, они сначала страшно удивились. Это че, типа, за дела?! Потом обиделись. А потом и разозлились, когда увидели, что все, у кого есть хоть капля совести и желания чего-нибудь сделать настоящего, бегут от них ко мне. И начали мне пытаться мешать. А я не стал ждать, пока Ребе соберется сказать свое веское слово, и врезал от души. Ну, а Ребе мне за это врезал… Не совпали мы с ним во мнениях по поводу методов. Что он мне и не преминул сообщить… Ну, я, знаешь, тоже за словом в карман не полез. В общем, поговорили…– Майзель снова вздохнул и печально улыбнулся. – Я убежден – если бы Всевышний хотел, чтобы я жил по заветам Ребе, он бы так все и устроил. Ну, а поскольку у нас с ним… – Майзель остановился. Словно хотел сказать что-то, но решил в последний момент, что не стоит. – Ребе чудный старикан. Если бы он не был таким упертым… Ну, тогда он не был бы Ребе, – Майзель снова улыбнулся, на этот раз – весело. – Как говорит Рикардо – тяжело с вами, народ жестоковыйный…
– Рикардо?
– Рикардо Бонелли. Урбан Двадцатый.
– А-а-а… Вы тоже друзья?!
– Обязательно, Дюхон. Разве можно что-нибудь стоящее сделать на этом свете без Ватикана?
– Понятно. И давно?
– Порядочно.
– А он что по этому поводу думает?
– Что у меня все еще впереди.
– Ох, Дан… А как же с Израилем, вообще?
– Мы стратегические партнеры. Союзники. Экономика, наука, военное строительство, разведка… Мы и Японию впрягли в это. И мир теперь другой. И чучмеки попритихли. Они не сдались, понятно. Пока. Но мы их додавим, Дюхон. Обязательно, – Майзель допил коньяк одним резким глотком. – Конечно, все очень непросто. Они так привыкли к тому, что только американцы были с ними, привыкли к этому вечному топтанию на месте, к поиску кошелька под фонарем потому, что там светло… Никак не могут поверить, что мы всерьез. Никак. Мешают разные мелочи… Ученые израильские к нам едут, видите ли. Ничего удивительного, – здесь и условия лучше, и зарплаты, и климат… И наши войска вместо вечно пьяного батальона прежней ООН, не вылезавшего из бардаков, им тоже ох как не нравятся… Хотя ведь это именно мы сделали выход из Ливана возможным. И встали там сами, и не даем чучмекам ползти туда и убивать христиан и их… Когда Ребе заявил, что Израиль не имеет права просто так вывести войска из Ливана, бросив на произвол судьбы союзника, два десятилетия воевавшего бок о бок… Они совсем там все обалдели. Никто не мог ожидать от хасидского Ребе такого демарша. Уж после этого Вацлав просто влюбился в Ребе…
– Я помню, – Корабельщиков улыбнулся. – Это было… здорово. И комментарии по этому поводу… Всех без исключения… Ты хочешь сказать, что Ребе…
– Ребе не политик. Он – Ребе. Это даже гораздо хуже. Для политиков, я имею ввиду. Будь он одним из этих, было бы просто списать все на коррупцию, прямую или завуалированную. А так… Бомба получилась, что надо, одним словом.
– А ты к этому никакого отношения не имел?
– Боюсь, что, сунься я в это лично, Ребе сделал бы все наоборот из чистого чувства противоречия. Другое дело – Вацлав. Ну, разумеется, мы позаботились о том, чтобы довести мнение Ребе до возможно более широкой аудитории в самые сжатые сроки, – Майзель подмигнул и поднял бокал. – Ты же понимаешь, что упустить такое событие было никак невозможно.
– Ну, здорово… А Святые Места?
– Они не думали, что Вацлав решится на это. Ха! Это же Вацлав, – майор «Фолклендский Ястреб»! А когда Ребе его поддержал, пусть и весьма своеобразно…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34