- Это ж тележные бугаи какие-то. Не глянется.
– Тю-ю-ю, - присвистнул Тешков. - На службу разве собрался-то? Что ж, строевского коня захотел?
– А хоть бы и строевского, - Гурьев упрямо наклонил голову набок.
– И зачем?
– А вы рассудите, дядько Степан. На водовозе верхом - какой всадник? Это раз. Много ли в станице породистых жеребцов на развод? Это два. С добрым конём меня и станичный атаман охотнее возьмёт. А прокормить - прокормим, Степан Акимович, и застояться не дадим. А?
Кузнец задумчиво разгладил бороду - сначала правой ладонью, потом и левой. Была в словах будущего подмастерья лукавая сметка, такая, что возрасту парня никак не годилась в пару. Ох, и не простой ты хлопец, в который раз подумал Тешков. И, кивнув согласно, развернулся к приказчику - совсем другим разговором:
– Ну? Настоящих-то коней покажешь, или так и будем до вечера тут киселя хлебать?
– Помилуйте, господа! - деланно изумился приказчик и, вытаращив глаза, обескураженно развёл руками. - Это самые…
– А будешь ерепениться, так мы сей минут разворачиваем, - ласково продолжил Тешков.
Приказчик булькнул и расплылся в улыбке:
– Ну, вот. Сразу видно настоящего клиента!
– А если сразу видно, чего голову по сю пору морочил?! - свирепо рявкнул Тешков. - Хорош болтать, веди давай!
Этого коня Тешков увидел сразу. Аж сердце подпрыгнуло. Он шагнул к загону:
– Эт-то дело!
Конь и вправду был чудо как хорош. Буланый Буланый - лошадиная масть. Корпус и голова желтовато-золотистые или песчано-землистые (есть темный и светлый оттенки), низ конечностей, хвост и грива ярко-черные, вдоль хребта может идти черный ремень.

, тёмного оттенка, трёхлеток, с сухой лёгкой головой, плотным, мускулистым телом, длинной шеей и узкой глубокой грудью, высокий в холке и явно соскучившийся по настоящему всаднику. Вот бы подружиться нам ещё, с лёгким оттенком беспокойства подумал Гурьев. А когда я уеду, в хороших руках останется. Будем надеяться, что я не все уроки сэнсэя, касающиеся животных, позабыл. Ну, с Богом, как говорится. Он посмотрел на кузнеца, на закусившего губу приказчика, забывшего о маске продавца воздуха, и кивнул:
– Называйте цену, Павел Григорьевич.
– Э-э-э…
Поняв, что не ослышался, Тешков задохнулся от негодования:
– Да ты что, любезный, с глузды съехал, никак?!
– Спокойно, Степан Акимович, - улыбнулся Гурьев. - Это мы сейчас урегулируем. А позвольте, дражайший Павел Григорьевич, на воздух вас пригласить.
Тон и тембр голоса, каким было это произнесено, заставили кузнеца застыть в неподвижности, а приказчика беспрекословно последовать за Гурьевым. Да кто ж ты таков, паря, в смятении подумал Тешков. В тихом омуте?!
Через полчаса все формальности были улажены. Купленную здесь же сбрую Тешков проверил самолично, ворча и хмурясь, выговаривая Гурьеву за "барские замашки" не торговаться, как обычаем положено. Гурьев слушал его вполуха, любуясь великолепным животным. Конь, схрупав у него с руки горбушку круто посоленного ржаного хлеба, кажется, против нового знакомства ничего не имел.
– А ты верхом-то ездить умеешь? - подозрительно спросил Гурьева Тешков, седлая коня. - А?
– Не переживайте, дядько Степан, - Гурьев похлопал жеребца по крупу, поддёрнул, проверяя, подпругу и взлетел в седло. Конь мотнул головой и покосился влажным выпуклым фиолетовым глазом на кузнеца, пожевал тонкими губами. Тешков одобрительно хмыкнул.
Гурьев основательно подготовился к отъезду в станицу. К передней луке седла справа прилепился карабин "Арисака" с откидным несъёмным штыком, могущим при известной сноровке послужить и сошкой, разные необходимые мелочи в подсумках, вьюк с бельём и одеждой, фляги с водой и походный паёк - кузнец едва рот не раскрыл, когда всё это богатство увидел. Было ещё кое-что, им незамеченное - отличный немецкий артиллерийский бинокль, глушитель для карабина и оптический прицел для него же, заблаговременно заказанный и вовремя полученный "люгер" восьмой модели с двумя запасными обоймами и кобурой отличной кожи - всё новенькое, прямиком со склада. Денег Гурьев на экипировку не пожалел. А чего их жалеть-то?
Упаковки с патронами для "Арисаки" и "люгера", кажется, возражений у кузнеца не вызвали, хотя по виду Тешкова было ясно, что готовность Гурьева воевать с парочкой полевых армий отнюдь не приводит его в благостное расположение духа. А вот огромный и тяжёлый чемодан, который Гурьев нагрузил в подводу, всё-таки заставил казака задать вопрос:
– Там что, кирпичи, что ль?!
– Книжки, дядько Степан, - улыбнулся Гурьев. - Зимой вечера-то - ого какие длинные. Иль не так?
Таких книг и в таком количестве, как в Харбине, Гурьев даже в Москве не видел. И удержать его от покупок никакая сила не могла. Всё время, что прошло до встречи с Тешковым, Гурьев провёл на книжных развалах, собирая библиотечку, в том числе по металлургическому делу. Так что чемодан получился на редкость увесистым.
– Вот не пойму всё же толком, - хмыкнул Тешков, любуясь великолепным, чистейших кровей и небывалой стати животным. - С конём-то. Ну, винтарь - ладно, тайга, она и есть - тайга. А коня-то - кто ж ходить-то за ним будет?! Этот конь - добрый, казацкий, настоящий строевской жеребец, он ить деликатного обращения требует.
– Видите, дядько Степан, сколько мне ещё узнать предстоит, - просиял Гурьев. - А вы говорите, делать нечего.
– Ну, - крякнул кузнец, - силён ты, парень! Казаком тебе всё одно не стать.
– Да я и не рвусь, - пожал плечами Гурьев. - Но, уж коли не свезло мне казаком родиться, так хоть под вашей рукой, дядько Степан, чему путёвому выучусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27