- А почему к ергер не может поехать? - рассердился
Родри.- Или конюший?
Ловиан скрестила руки перед собой и в упор смотрела на
него. Со вздохом Родри взял со стола два седельных мешка и
пошел в конюшню за лошадью.
Утро было ясным и солнечным над диким зеленым лугом.
Далеко внизу у основания утеса океан сверкал, как шкатулка из
голубых и зеленых дра ценных камней. Но Родри уезжал с
тяжелым сердцем.
- Олвен будет рыдать,- говорил он сам себе.- И это будет
ужасно.
В чем Родри никогда не посмеет признаться ни одной
живой душе - так это в том, что самом деле был влюблен в
Олвен. Одно дело - опрокидывать на кровать потаскуху, и
совсем другое - верить, что ты любишь ее и чувствовать себя с
ней лучше, чем с женщиной твоего круга.
Город Канобэй уютно расположился во уг небольшой
гавани на склонах утесов, где Брог - ручей, который можно было
назвать рекой только зимой - впадал в океан. На берегу было
три деревянных пирса для рыбацких лодок и большой пирс для
парома, который ходил к святым островам Умглейс,
расположенным в море на расстоянии десяти миль от берега.
Около четырех сотен домов расположились нестройными
полуокружно ями. Хотя мыловарня И ерина находилась в
миле от города, чтобы соседние усадьбы были подальше от вони
сала, н вместе с семьей жил в круглом доме внизу у самой
гавани. Исгери и его жена весь день были в мыловарне. Весь
день на гах и с руками, перепачканными салом и поташом.
Далеко от Олвен, которая оставалась дома с младшими детьми.
Поэтому ухаживание Родри было таким "успешным". Как только
Родри ешился и повел лошадь узкими извилистыми улочками,
он нял, что это было самое плохое утро в его жизни. Все
попадавшиеся ему навстречу горожане, как обычно, кланялись,
но ему было известно о поспешно прятавшихся ухмылках и тихих
смешках везде, где он проходил. Хотя он был лорд, а они -
простые горожане, насмешка была неподсудным человеческим
правом и, очевидно, Исгерин пользовался им вовсю. Родри
привязал лошадь во дворе позади дома и, как вор, проскользнул
внутрь. На кухне Олвен резала турнепс, стоя возле наклонного
стола. Ей было пятнадцать. Худое маленькое существо с личиком
сердцевидной формы, с большими голубыми глазами и
обаятельной улыбкой. Когда Родри вошел, она посмотрела на
него без своей обычной улыбки.
- Я тебе кое-что принес,- Родри положил на стол седельный
мешок.
Олвен кивнула и вытерла руки о передник.
- Сроки тебе подходят?
Она снова кивнула и начала распаковывать мешки.
- Моя мать отправила немного меда и другие продукты,-
Родри начал чувствовать отчаяние.- Которые прид т силу, как
она сказала. Олвен, пожалуйста, ты не хочешь говорить со мной?
- А что ты можешь мне сказать?
- Ах, черт! Я не знаю.
Олвен достала маленькую деревянную шкатулку с деньгами,
открыла ее и долго смотрела на кучку серебра - ее шанс на
приличную жизнь. Родри ходил по кухне, пока она
пересчитывала монеты.
- Сама богиня видит, что твоя мать - щедрая женщина,-
произнесла наконец Олвен.
- Это не только от нее. И я хочу, чтобы ты была хорошо
обеспеч а.
- Правда?
- Правда, ей-богу! Что я за человек, как ты думаешь?
- Лучше, чем большинство,- ответила на вопрос Олвен.-
Ты ожидал, что я буду плакать? Я сделала все, что я должна была
сделать.
- Ну и рошо. Ты поцелуешь меня в последний з?
- Нет. А теперь уходи, понятно?
Родри взял седельные мешки и направился к выходу. Он
задержался немного и оглянулся. Он увидел, что она спокойно
складывала монеты назад в шкатулку. Он вскочил на коня и
поехал быстрой рысью, горожане едва успе ли отскакивать из-
под копыт его лошади. Ему не стало легче на сердце, когда он
вернулся домой в крепость. Паж ожидал ег и сообщил о том,
что его мать желает поговорить с ним немедленно. Ему хотелось
извиниться и уклониться от разговора. Но он никогда не забывал
того, что Ловиан была не просто его матерью, но и госпожой,
дл которой он был вассалом.
Я поднимусь прямо к ней,- сказал Родри, тяжело
вздохнув.
Ловиан стояла в приемной возле окна. Утреннее солнце
освещало морщины, пролегшие по ее щекам и седину в ее темных
волосах. Но если учесть, что она родила четырех сыновей, можно
сказать, что она сохранила свою привлекательность. Она была
одета в белое льняное платье, дополненное пледом из клетчатой
ткани зеленого, голубого и серебристого цветов, символов
Мэйлвейдов. Но чехол на стуле, стоявшем позади нее был
красного, коричневого и белого цветов - символов верховного
лорда. Ему было неприятно думать о том, что после столь
долгого времени, когда он чувствовал себя Мэйлвейдом, когда-
то ему предстоит одеть плед с чужими символами.
- Ну? - спросила она.
- Я все отдал ей.
- Бедняжка лакала?
- По правде говоря, мне кажется, бедняжка была рада тому,
что избавится от меня.
- Ты очень красив, Родри. Но я не сомневаюсь, что ты
принадлежишь к той категории людей, которые очень
непостоянны в любви.
Родри с ужасом чувствовал, что он покраснел.
- Акушерка сказала мне, что у твоей Олвен еще три месяца
впереди,- продолжала Ловиан.- Ребенок должен родится к
празднику Солнца. Так как это будет первенец, я думаю, она
немного переходит.
- Не знаю. Я надеюсь, что т .
- Кстати, о женских делах,- Ловиан подняла одну бровь.-
Тебе пора бы уже понять, что на этих "женских делах" покоится
могущество каждого клана в королевстве. Если бы твой дядя
имел внебра ого сына, я бы не была сейчас верховным лордом.
Ты должен думать об этом.
Родри опустился на стул и старался не смотреть на Ловиан.
Вздохнув, она села рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155