- Все это как жуткий сон. Все последние дни. Я все время ждал, когда
же я проснусь. Ведь не может быть еще хуже. Но оказалось, что может.
Келсон не мог вынести того, что человек, перед которым он всегда
преклонялся, находится в таком состоянии, но Морган как будто не замечал
Келсона.
- Как только придет официальное уведомление о нашем отлучении, ты,
Келсон, не должен принимать нас под страхом самому быть отлученным. А если
на Корвин будет наложен интердикт, а я в этом почти уверен, то я не могу
тебе обещать помощи моих людей. Ты лицом к лицу столкнешься с гражданской
войной. Я не знаю, что тебе посоветовать.
Келсон отошел от окна, притронулся к руке Моргана и показал ему на
постель в дальнем конце комнаты.
- Не думай об этом сейчас. Ты вымотался и нуждаешься в отдыхе. Почему
бы тебе не лечь? Я разбужу тебя, когда придет время. Мы все обсудим
позднее.
Морган кивнул и позволил подвести себя к постели. Он отстегнул меч, и
тот со стуком соскользнул на пол. Он присел на край постели и заговорил о
Бронвин.
- Она была так молода, Келсон, - прошептал он в то время, как Келсон
отстегивал и снимал с него плащ. - И Кевин - он даже не был Дерини и все
же погиб. И все из-за этой слепой ненависти, из-за этой разницы между
нами.
Он лег и посмотрел измученными глазами на балдахин над головой.
- Мрак становится все сильнее с каждым днем, Келсон, - прошептал он,
стараясь расслабиться. - Он надвигается со всех сторон одновременно. И
единственное, что еще держит меня - это Дункан и ты, Келсон.
Когда он заснул, Келсон долго смотрел на него, затем, убедившись, что
Морган крепко спит, осторожно сел на край постели рядом с другом. Он
внимательно смотрел в лицо своего генерала, а затем расстегнул грязный
камзол у него на груди и осторожно положил руку ему на лоб. Очистив свой
мозг, он закрыл глаза и проник в мозг Моргана.
Усталость... тревога... боль... - все это читалось в мозгу Моргана. -
Приезд Дункана в Корот с плохими вестями... опасность интердикта и мысли о
народе Корвина... посылка Дерри... попытка убийства и сожаление по поводу
смерти Ричарда Фиц Вильяма... сообщение Дерри о Барине и о чуде
исцеления... воспоминания о Брионе, гордость, с которой его отец воспринял
весть о рождении сына, Келсона... поиски в развалинах часовни, не
приведшие ни к чему.
Святой Торин... предательство, крутящийся хаос и мрак, все это едва
запечатлелось в памяти... ужас пробуждения, ощущение полной беспомощности,
осознание отравления мерашей, ужас при виде Барина - того самого, который
поклялся убить всех Дерини и... бегство, долгая скачка, в основном, в
полубессознательном состоянии... что и спасло его, так как в полном
сознании он не вынес бы такого напряжения после того, что с ним
произошло... возвращение могущества... а затем снова боль... мучительная
боль, скорбь от потери любимой сестры и кузена... и сон, милосердное
забытье, хотя и на несколько часов... безопасность...
Содрогнувшись, Келсон прервал контакт, открыл глаза и убрал руку со
лба. Морган спал спокойно, раскинувшись на широкой королевской постели.
Келсон встал, снял с себя плащ и укрыл спящего Моргана, а затем погасил
свечи у постели и вернулся к столу.
Следующие несколько часов будут очень трудными для всех - особенно
для Моргана и Дункана. Но тем не менее надо думать о том, как сохранить
порядок в государстве и не допустить хаоса. Он теперь должен быть сильным,
как Морган, так как Морган ни в чем не сможет ему помочь.
Еще раз взглянув на спящего Моргана, Келсон сел за стол, положил
перед собой пергамент, поднял перо и продолжил свое занятие, прерванное
прибытием Моргана и Дункана.
Нужно обо всем сообщить Нигелю. Обо всех печальных событиях: о смерти
Бронвин и Кевина, об отлучении, о возможной войне на два фронта, если
интердикт будет наложен. Венсит из Торента не будет ждать, пока в Гвинеде
разберутся со своими внутренними делами. Этот правитель Дерини постарается
извлечь пользу из сложившейся ситуации.
Келсон вздохнул и перечел письмо. Новости были плохие, как их не
рассматривай.
Дункан один стоял на коленях в небольшой часовне, примыкающей к
собору Святого Толио, и смотрел на негасимую лампаду, парящую у алтаря. Он
воспользовался методами Дерини, чтобы снять с себя накопившуюся усталость.
Он умылся, побрился и почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Однако он не
мог решиться надеть на себя одежду священника, которая была приготовлена
для него. Он не чувствовал себя вправе облачаться в черную сутану и другие
церковные одеяния, в которых он должен будет служить мессу.
Служить, с иронией подумал он. Он не хотел делать этого по многим
причинам. И он знал, что эта месса будет его последней, так как ему больше
не позволят совершать таинства Святой Церкви, делать дело, которому он
отдал все двадцать лет своей жизни.
Он склонил голову и попытался молиться, но слова молитвы не шли ему в
голову. Или, вернее, слова приходили к нему, но они прокатывались через
его мозг, не задевая сокровенных струн, как ничего не значащие,
бессмысленные фразы, не приносящие успокоения. Кто же мог предвидеть, что
они торопятся сюда, чтобы предать земле его брата и сестру Моргана? Кто
мог предвидеть, что их здесь ждет?
Он услышал скрип открывающейся двери и обернулся. На пороге в сутане
и белой накидке стоял отец Ансельм. Он наклонил голову, как бы извиняясь,
что побеспокоил Дункана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80