Андрей КУРКОВ
МИЛЫЙ ДРУГ, ТОВАРИЩ ПОКОЙНИКА


1
Если б я курил - было бы легче после каждого тихого, со стороны не
внятного и не прочитываемого скандала выкуривать по несколько сигарет и
дым, никотин, становящийся на время не то, чтобы смыслом или запахом
жизни, но чем-то отвлекающим, как воскуриваемый в свою собственную честь
фимиам, помогал был мне в очередной раз увидеть в дальнейшем моем
существовании радость. Но я не курил с детства и думал, что начинать
курить в тридцатилетнем возрасте - это уже точно проявление детства или
глупости.
Дождь никак не начинался. Вечерело. Жена закрылась в ванной, но это
было обычным приниманием ванны. Я тоже иногда закрываюсь в ванне, хотя с
чего бы я должен стесняться своей жены. Вот тут и вопрос, проясняющий
причину - мы давно уже далеки друг от друга. Вечером, ложась в постель, мы
раздеваемся в темноте, а днем или при свете принимая ванну, мы стесняемся
своей наготы. Нагота здесь - это ранимость. Она бы тоже самое сказала. Но
и я раним, и чаще всего раним ею. Мы уже не говорим об этом, хотя раньше
пытались все выяснить и улучшить словами.
Казалось бы - осень, время уходящего тепла, начало сезона сохранения
прошлого тепла во имя грядущей зимы, чтобы не замерзнуть. Время
заклеивания окон и балконных дверей. Когда еще сама природа так
способствует мыслям о восстановлении или укреплении уюта, физического и
душевного. Но что сентябрь для нас? Ничего. Мы молчим, разговариваем
междометиями. Каждый сам для себя варим кофе и жарим яишницы.
Пора было это заканчивать. Уйти некуда - однокомнатную квартиру
пополам не поделишь.
Любовь прыгать с вышки в воду вспоминалась всякий раз при
выглядывании из окна нашего восьмого этажа. Но не давала необходимый
импульс для прыжка. Я не был рожден самоубийцей. Жизнь вне, за пределами
моего быта, мне очень нравилась. С каким-то легким замиранием в груди я
проходил иногда вечером по Крещатику, пытаясь разглядеть лица вечерних
девушек, ожидающих клиентов на скамеечках или у фонтана под кинотеатром
"Дружба". В полумраке, в искусственном городском освещении они выглядели
привлекательно, как изящно нарисованные, многообещающие силуэты, обычно
бросающие какой-то карандашный взгляд с книжных мелодраматических форзацов
и обложек. Я легко представлял себя их клиентом или даже приближенным,
другом. Но представлять себя - это еще далеко не быть. Мне многого не
хватало - решительности, денег, свободы. Но они, как первая ласточка
сошедшего с экрана американского образа жизни, дарили надежду на то, что и
другие сладкие американские картинки оживут и замельтешат вокруг меня,
тут, в Киеве. И я окажусь захваченным этим мельтешением, постепенно
превращающимся в жизнь и вытесняющим жизнь прошлую, во всем временную и
надоевшую каждой своей деталью, каждой составной частью, каждой газетной
статьей, подробно ее же описывающей.

2
Будучи студентом инъяза я любил дружить с иностранцами. От них я
учился и языкам, и какому-то другому пониманию жизни. Они так отличались
от нас, как может отличаться белый гриб от ежика. Внутреннее наше различие
могло сравниться лишь с каким-либо явным внешним, вроде вышеприведенного
примера. У них было другое детство, другие игры. Они мне и рассказали об
одной игре, которая в какой-то момент завладевает уже не первым и не
десятым поколением детей, не знавших советского детства. Игра простая -
надо составить цепочку из знакомых, которая выведет тебя, к примеру, к
королеве Англии или к Маргарет Тэтчер - она в то время была более
актуальна. Выходило, что почти каждый играющий мог через трех-четырех
связанных между собой и с ним людей выйти на английского премьер-министра.
Принцип до смешного простой - я знаю его, он знает ее, она знает еще
кого-то, кто лично знаком с Ним или с Ней. Я пробовал тогда сделать тоже
самое и выйти таким образом на Брежнева или на Щербицкого. Не получалось.
Цепочка просто не начиналась. И вот теперь, вдруг, должно быть из-за
отчаянности моей жизни и моего быта, я понял, как надо играть в эту игру
здесь, на нашей земле. Надо искать выход на убийц. Их много, они среди нас
и некоторые из них особенно и не скрывают свой род занятий. Лет десять
назад я знал как минимум двоих, уже отсидевших свое убийц - нормальных,
общительных и даже готовых прийти на помощь. Правда тогда они, убийцы,
были другие - в них было больше романтики. Сейчас любые отношения строятся
на деньгах и убийство стало для некоторых хорошо оплачиваемой профессией.
Даже слово новое привнесли из английского - киллер. Это было похоже на
продолжение американской традиции улучшения имиджа и наименования
неквалифицированных и непрестижных профессий. Помню, что уборщика улиц,
или попросту - дворника - в Америке переименовали в инженера по
санитарному состоянию городской среды. Но там причина для этого
переименования была проста и понятна - придать дворникам больше
самоуверенности и самоуважения. А у нас вышло по-другому. Просто
получилось, что убийца высшей квалификации, работающий исключительно на
заказах получает звание киллера. Ну а тот, прошлый тип убийцы - бытовой,
романтический, по пьянке и из ревности так и остается простым убийцей.
Таких и ловят, и садят в то время, как киллер остается птицей неуловимой и
невидимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29