— Ишь ты, выплыла! — тихонько проговорил он. Потом снова поднял голову, посмотрел на меня уже не пристально, а как-то спокойно и расслабленно.— Если у вас есть деньги на бутылочку сухого, приглашаю вас в гости!Деньги у меня были, так что после недолгого следования по маршруту: скверик — гастроном — ул. Шота Руставели, мы оказались в просторной комнате с высоким потолком, утяжеленным лепниной и зигзагами трещин. В комнате стояли два шкафа — книжный и платяной, оба старые, добротных пятидесятых. А вот маленький столик, скорее годный для кухоньки какой-нибудь микрометражной квартиры, смотрелся в этой комнате карликом-уродом.Старик вручил мне ножик.— Вскройте «сухарик»! — сказал он и вышел в коридор. Вернулся с двумя стаканами.— А вы, как порядочный человек, меня в гости позовете? — спросил он вдруг с улыбкой.— Конечно, — пообещал я.— Тогда я вам кое-что покажу! — Старик отошел к книжному шкафу, открыл дверцу.— Вот. — Он вытащил с нижней полки толстенный том. Глава 4 Я взял книгу в руки — это было академическое издание «Кобзаря». Приятная шершавость коленкора порадовала руки — есть вещи и вещества, прикосновение к которым приносит чуть ли не физическое удовольствие.— Вы откройте. Откройте! — проговорил старик. Я открыл. Передо мной снова была книга-матрешка. В вырезанном нутре «Кобзаря» лежала другая книга, поскромнее, хотя тех же лет издания: Достоевский, «Идиот». Я поднял вопросительный взгляд на Клима. Он улыбался, но не мне, а скорее своему прошлому, внезапно потревоженному моим появлением.Какая-то смутная догадка заставила меня вдруг вытащить книжку Достоевского из ее удобного тайного лежбища и пролистать. И — догадка оказалась правильной — на полях «Идиота» замелькали карандашные комментарии, только почерк здесь был покрупнее.— Это вы писали? — спросил я Клима.— Ну, я, — сказал он, усаживаясь за маленький прямоугольный столик.— А «Кобзарь»?.. — Я потянулся рукой к бутылке и принялся разливать рислинг по стаканам, одновременно выстраивая свои мысли в некий логический порядок.— «Кобзарь»? Нет, по «Кобзарю» писал другой… — протянул старик, беря в руку стакан.— Львович? — спросил я, провоцируя его на более активные воспоминания.— Почему Львович? Львович выбрал «Мертвые души».— Послушайте, — заговорил я, ощущая, как голова моя тонет в сочном тумане непонимания происходящего и происходившего. — У вас что, литературный кружок был?— Не литературный, а философский, — поправил меня старик. — И не был, а есть… По крайней мере, пока я жив. Я — сам себе кружок!— Ну а все-таки, кто писал комментарии к «Кобзарю»? — спросил я.— Слава Гершович… Царство ему небесное…— Он что, умер?— Убили… Током убили. — Старик скорбно склонил голову. — Хороший был парень! Светлая голова. Еще до этих Кашпировских и экстрасенсов он все про эти штуки знал… Поэтому его и убили…Туман опять закружился вокруг моей головы.— Причем здесь «Кобзарь» к экстрасенсам? — спросил я, находясь уже в полном недоумении.— Ну здрасьте! — Старик посмотрел на меня, как на идиота. — А что такое, по-вашему, высокая литература? Просто буковки да метафоры? Это же и есть средство передачи духовного тока, как бы проводник! Захотели зарядиться мрачной глубокой энергией — открыли книжку Достоевского. Захотели очиститься и побыть в просветленном состоянии — берете в руки прозу Тургенева… Это идиоты типа Кашпировского превратили все в лечение геморроя по телевизору! Но, поверьте, праздник святого Йоргена уже заканчивается, и опять останется литература, как единственный проводник любого вида биоэнергии.— Ну а какую энергию передает «Кобзарь»? — спросил я.— Об этом лучше было спросить Гершовича… Но там, я вам скажу, дело посерьезнее, с этим «Кобзарем» и с самим Шевченко… Там такое дело… Ну, из-за этого его и убили…— Из-за чего?Старик допил вино. Снова погладил себя по колючему и дряблому подбородку.— Из-за того, что Гершович вычислил, где спрятано что-то очень ценное для украинского народа… Вы это так не поймете! И не думайте, что я из ума выжил!Был бы сейчас жив Гершович — он бы вам в пять минут все объяснил!— Ну а рукописи какие-нибудь этого Гершовича остались? — с надеждой спросил я.— Рукописи? Была одна рукопись и письмо в ней… — Старик закивал в такт собственным словам. — Мы с Львовичем рукопись ему в гроб под голову положили…— И не читали?— Нет. Он так попросил. Он нам многое рассказывал, все, о чем думал, рассказывал. И письмо это мы видели. В письме и говорилось об этом, о зарытой… Самого Шевченко письмо, с Мангышлака… Может, из-за письма его убили?! Ведь в ту ночь, а это был шестьдесят седьмой год, когда его убили, кто-то и в квартиру его залазил. Хрустальную вазу украли, перевернули все вверх дном… А папку не нашли! Он ее у Гриши, мужа своей сестры, прятал. Это уже потом мы ее у Гриши взяли и ему в гроб под голову положили.— У Григория Марковича?— Ну да! — Глаза у старика Клима вдруг загорелись. — Так вы Григория Марковича родственник?— Да ничей я не родственник! Мне просто интересно.— Ну, за «просто интересно», молодой человек, можно дорого заплатить!Последнюю фразу старика я пропустил мимо ушей. Туман вокруг моих мыслей немного рассеялся. Первая обнаруженная связь между покойным Гершовичем и отбывшим в Израиль Григорием Марковичем подзадорила мое любопытство.— Я бы продал вам эту книгу? — с какой-то странной интонацией проговорил вдруг старик. — Аквариумы я уже продал, осталось совсем немного тут… — и он оглянулся по сторонам.— Книгу? — переспросил я. — Вы что, уезжаете?— Нет, ухожу… Не сейчас, конечно… Чуть позже. Помните, как Толстой умер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15