Рассказал ему о подготовленной рукописи. Он захотел прочитать — но обойдется. После провокации в кинотеатре даже его рука кажется слишком влажной для рукопожатия.И потом эта привычка все время оглядываться по сторонам".Я сидел до полуночи, потом сложил «книжную матрешку» и поставил обратно на полку. Глава 2 На следующий день я заехал к знакомому скульптору, человеку, знавшему Киев последних тридцати лет почти поименно.— Пивная напротив ломбарда? — переспросил он. — Конечно, там теперь кафе «Русский чай». Нет, извини, уже не «Русский». Или просто «Чай», или… Там уже все не то, и кругом не те…— А ты не знал в то время какого-нибудь «Львовича».Скульптор задумался.Его двухэтажная мастерская была заполнена громадинами еще необработанных камней, макетами, небольшими скульптурами и множеством фотографий, приклеенных к стенам, будто вместо обоев. К этим фотографиям он и подошел, встав из-за низкого обеденно-журнального стола.— Здесь есть многие из той пивной, но я не помню… Львович… Львович…Не думаю, что это кто-то из завсегдатаев компании. Туда приходило много «разовых» и хоть они появлялись довольно часто, но «своими» не стали. Может, это один из них? Я еще попробую вспомнить, но не сегодня. Нужна очень дождливая погода или гроза — тогда отлично вспоминается…— Я позвоню и напомню при первой же грозе, — пообещал я на прощанье.Ремонт новой квартиры тянулся медленно и, можно сказать, бестолково.Знакомые, обещавшие помочь мне покрасить стены, неожиданно пропали, и остался я один на один со стенами и с множеством банок матовой белой краски. Сам начинать красить я боялся, поэтому и занимался разной мелочевкой, отдиранием лоскутов старой краски с труб в ванной и прочей чепухой.Неожиданно позвонил скульптор.— Ты знаешь, он умер вчера, этот Львович, если это, конечно, он. Мне позвонил какой-то старый знакомый, просил помочь на похоронах — некому гроб нести. Если хочешь, поехали вместе!Предложение было и неожиданным, и странным.— Но ведь я его не знал… — вырвалось у меня.— Но ты ведь его разыскивал! Я тоже, кажется, его не знал, — сказал скульптор. — Больше того, я не мог вспомнить этого Алика, который мне позвонил.Он уверяет, что мы знакомы по той пивной…Ехать на свидание с покойником, к которому у меня оставались незаданные вопросы, казалось делом по меньшей мере глупым. Но я согласился.Хоронили его на Берковцах. Точнее не хоронили, а «подхоранивали» к уже устроившимся там навечно родственникам. Желтое высохшее лицо ни о чем не говорило. И скульптор, наклонившись к моему уху возле могилы, прошептал:— Что-то я его не узнаю.Однако Алик, организовавший эти похороны, напомнил скульптору несколько эпизодов из далекого прошлого. И скульптор кивнул. Потом они в моем присутствии упомянули пару имен.Я набрался смелости и спросил у пожилого Алика о человеке, интересовавшемся творчеством Тараса Шевченко и вопросами патриотизма. Объяснил ему, что это был знакомый покойного Львовича.Алик почесал за ухом. Помолчал. Пожал плечами.— Потом, — наконец произнес он. — Ты ж на поминки идешь?Я кивнул. Глава 3 Поминки, как выяснилось очень скоро, организовал скульптор у себя в мастерской. Человек семь сидели вокруг обеденно-журнального стола. Скульптор на стоявшей в углу электроплитке смачно жарил говяжью печенку. Остальные, не дожидаясь закуски, пили водку. Молча пили, без тостов, даже без вздохов.Ожили немного, когда первая порция жареной печенки появилась на столе.Скульптор высыпал на стол вилки. Положил хлеб. Трапеза приобрела более живой характер, и кто-то первым заговорил о покойном, тут же перейдя на живых и закончив полубессвязную речь мыслью о том, что раньше было лучше.— Да, — согласился кто-то другой.Поминки прошли как положено. Все разошлись пьяные. О покойном худого слова сказано не было. О нем вообще, один раз упомянув, больше не говорили. Когда встали из-за стола размяться, один из гостей узнал себя молодого на одной из старых фотографий.— О! — воскликнул он и недоуменно выпятил губы, словно был в обиде на себя тридцатилетней давности.Я подошел и задал ему тот же вопрос, о человеке, увлекавшемся Шевченко и вопросами патриотизма.— Ну да, — сказал он — тогда многие увлекались такими вопросами.— А рукописи об этом кто-то писал?— Писали, конечно писали, а как же. Самиздат! А толку? Вот кто не боролся, тот и не проиграл. Он что-то еще нес и нес, пока вдруг не сказал:— А были и мистификаторы, одного такого помню — Клим, делал вид, будто что-то философское пишет. Все у него просили почитать, а он рукопись достанет, перед носом пролистает и снова в портфель спрячет. А сам сидел дома на кухне и стихи Пушкина от руки прозою переписывал, ну так, чтоб не столбиками, а сплошной строчкой…— А где он сейчас? — спросил я, подумав, что это вполне мог быть автор комментариев к «Кобзарю».— Клим? Черт его знает. Видел я его как-то в скверике возле университета.Там, знаешь, собираются и в шахматы на деньги играют. Года два назад. А больше не встречал.Каждое общество закрыто по-своему. Пчеловоды собираются и говорят о только им одним понятных вещах. И, наверно, еще долго будут решать — принять кого-то в члены своего общества или нет. Шахматисты — тоже не исключение. Те, что играют около университета, друг друга знают, а с остальными на аккуратном «Вы» разговаривают. И играют с чужаками только на деньги.Я несколько раз обошел кружки шахматистов и шашечников, облепивших скамейки скверика. На меня никто не обратил внимания. Каждый кружок неподвижно следил за доской, находившейся в центре. На играющих не смотрели, их присутствие было словно какой-то досадной необходимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15