Роза недавно окончила библиотечный техникум и, несмотря на свои восемнадцать лет и очень румяные щеки, была сурова, важна и преисполнена чувства собственного достоинства.
Анна Петровна с читателями разговаривала порой сердито или ласково, а Роза - всегда ровно и сурово.
Анна Петровна расспрашивала их, а Роза только принимала и выдавала книги.
Но почему-то о читателях своей библиотеки Роза знала обычно что-то такое, о чем почти никогда не догадывалась Анна Петровна.
- Вовка Дурылин вчера опять подрался на письменном уроке, - неожиданно сообщала она Анне Петровне, стоя на самом верху лестницы-стремянки и расставляя на верхней полке возвращенные книги.
- Откуда ты знаешь? - недоумевала Анна Петровна.
- Вот, пожалуйста, чернильное пятно с брызгами на сто восемнадцатой странице "Детей капитана Гранта". Это он на уроке арифметики толкнул своего соседа, а тот - его.
- Постой, постой, - еще больше удивлялась Анна Петровна. - Но какое отношение к арифметике имеют наши "Дети капитана Гранта"?
- А Вовка всегда читает на уроках, даже на письменных. Напишет две цифры и заглянет в парту, а там у него книжка, - объяснила Роза, не прерывая своей работы.
- Да ты у меня просто Шерлок Холмс какой-то! - удивлялась Анна Петровна.
Так вот, Анна Петровна позвала Розу, но строгой обладательницы румяных щек на месте не оказалось. А на ее столике лежала записка: "Ушла по обществ. делу. Скоро приду".
"Опять общественные дела", - вздохнула Анна Петровна. Роза была активной комсомолкой, членом комсомольского бюро, членом спортивной секции и еще каких-то кружков.
"При такой нагрузке - и такое цветущее здоровье! - удивлялась Анна Петровна. - Но все-таки у меня-то надо было спросить. По общественному делу пошла бы позже, а сейчас помогла бы лучше узнать что-нибудь о Саше".
Глава третья
САША ЛОПАХИНА
Сашина мать умерла три недели назад. Она долго болела, и Саша уже начала привыкать к тому, что мамы нет дома, что мамины худые милые руки не хлопочут беспрерывно то у плиты, то у стола, а неподвижно лежат на одеяле; что видеться с мамой можно только раз в неделю, по воскресеньям, когда кругом столько народа и когда даже нельзя плакать, чтобы не огорчить маму.
Об этом ей напоминала каждый раз старшая сестра отделения - высокая, худая Мария Николаевна, когда Саша в белом большом, не по росту, халате с длинными, свисающими рукавами проходила мимо ее поста по скользкому, до блеска натертому полу коридора.
Больных было много; они лежали и в коридорах, у неуютных, холодных стен с большими казенными окнами, и у дверей в палаты. Мама лежала в палате; там было немного веселее, и больные уже все перезнакомились. Они подолгу разговаривали и все знали друг о друге. Конечно, они хорошо уже знали Сашу и очень ласково ее встречали.
Сначала Саша все ждала, что мама скоро поправится и вернется домой. А потом она ждала только воскресений и спешила в больницу, чтобы скорее увидеть маму. И, когда на пороге маминой палаты ее встретила знакомая больная и сказала, что мамы тут нет, что она в другой палате - в изоляторе, - у Саши больно сжалось сердце.
А потом мама умерла. Главный врач увел Сашу к себе в кабинет и что-то ласково говорил ей, и Мария Николаевна была тут же, но Саша не слышала того, что они ей говорили.
Соседка по квартире, которая кормила Сашу обедами, пока мама болела, хлопотала о ней. Приходили из школы, с маминой работы... Но разве они могли что-нибудь сделать! Ведь мамы больше не было.
А потом пришло письмо от тетки Клавдии Григорьевны, папиной сестры. Она писала, что скоро приедет в Москву за новым назначением на работу и одновременно за племянницей. Пусть Саша терпеливо ждет ее. В жизни бывают тяжелые испытания, и надо уметь стойко переносить их. Она сама, Клавдия Григорьевна, никогда не предается отчаянию и думает, что Саша поступит так же. Ей надо учиться, становиться на ноги и трудиться. Мама была все равно безнадежно больна, и Саша должна понять это.
Письмо было справедливое - Саша понимала это, но такое холодное и чужое, как будто это не папина сестра писала ей, а какая-то совсем чужая женщина. И Саша с невольным страхом стала ждать ее приезда.
Приехала Клавдия Григорьевна поздно вечером, когда Саша уже спала. И, когда она услышала, что кто-то открывает дверь, ей спросонок показалось, что это мама, и она вскрикнула и вскочила. Но возле нее стояла не мама, а чужая женщина, плечистая и рослая, в блестящем кожаном пальто, с большим портфелем в руках.
- Ну, здравствуй, Александра! - сказала она, оглядывая комнату, и прикоснулась холодными губами к Сашиному лбу. - Постарайся получше выспаться - мы завтра вечером уезжаем. Я уже была сегодня в министерстве и получила назначение. Надо ехать.
Вероятно, тетка считала правильной такую встречу с племянницей, хотя в душе, может быть, и жалела ее.
Во всяком случае, когда назавтра она увидела, как соседка по квартире помогает Саше укладывать чемодан, она была очень недовольна.
- Оставьте, пожалуйста, - сухо сказала она соседке. - В детях надо с самого раннего возраста воспитывать самостоятельность, а Саша уже большая девочка. В ее возрасте я никому уже не доставляла хлопот. Поторопись, Александра! Надо быть организованной и мужественной.
Саше нравилось ее полное имя, и она знала (мама не раз рассказывала ей об этом), что так назвали ее в честь дедушки, маминого отца - Александра Васильевича, самого замечательного человека на свете, моряка, капитана ледокола. Ему, конечно, надо было быть очень мужественным во время его ледовых рейсов. Но вот как было набраться мужества маленькой Саше, у которой так недавно умерла мама и у которой никого на свете теперь не было ближе старенькой библиотекарши Анны Петровны и ее молодой помощницы Розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30