И Василий Петрович подумал о том, что в мире нет ничего страшнее человеческой простоты. И что переплюнуть ту может только энтузиазм. А тут в присутственное место пришли Маринка и паспортистка. И тоже стали, но со знанием дела, рассматривать раскиданное по полу бельишко.
– Соседок нет и не будет, – пояснил им ситуацию Василий Петрович.
У дам эта информация вызвала смешанные чувства.
И тут, открыв дверь ногой, как бог из машины, появился Акафей.
Вид его был страшен – видать супружница его допекла. И он жаждал крови, причем не какой-то, а крови Головы.
– Ну! – прорычал Акафей. – Хвастайся!
Он был уверен, что соседки как были в норе, так и есть, и был крайне озадачен, когда Голова отрапортовал о своей полной победе.
Акафей величественно встал на четвереньки и осторожно, наученный горьким опытом, заглянул в нору. Но она была пуста и в ней копошился только Тоскливец, спустившийся туда за своим креслом. Акафей протер глаза кулаком и снова заглянул в нору: из нее на него смотрела теперь подобострастная обличность Тоскливца, тащившего кресло. Соседок и вправду не было. Голова победил.
– Ладно, – милостиво сказал Акафей. – Поздравляю, и пусть село чествует своего героя. Я не против.
И тут же весть об избавлении от навязчивой нечисти облетела село. Мужики как молитву бормотали всякую заученную в прошлые годы белиберду, и грызуны с криком испарялись, как туман. В корчме потом говорили, что неплохим средством являются и портреты бывших вождей, если их прицепить напротив норы или какой-нибудь бюстик. Одним словом, вариации на тему.
А Голова в это звездный для своей карьеры час отдыхал на кожаном лежбище – Маринка подавала ему один стакан чая за другим, а он, как младенец соску, сосал пятерчатку и смотрел на серое небо, с которого иногда, даруя надежду, пробивался солнечный луч.
Глава 4. Хома
Хома часто просил Наталочку, чтобы она не плавала в озере – он боялся, как бы ее не утащила нечистая сила, но та не могла себя перебороть, потому что холодная вода была ей нужна как воздух, а в полнолуние у нее всегда отрастал рыбий хвост, и тогда она носилась по волнам и любовалась звездами, которые Высший Мастер так искусно нашил на черный бархат неба. Время от времени она встречала на глубине Петра и Оксану – в белых одеждах с печальными лицами они кружили в глубинах озера. К Наталочке они не подплывали и даже как бы не замечали ее. Иногда она рассматривала остатки памятника на песчаном дне и от души хохотала, вспоминая потешные фигуры Павлика, Тоскливца и Хорька и то, как каждый из них кормил голубя. Правда, иногда у нее возникало ощущение, что за ней кто-то подсматривает, но Хоме она об этом не рассказывала и списывала все на нервы. А волноваться ей было от чего – ее заждались в королевстве, из которого она была родом, и уже два раза большая черная машина с цветастым флагом приезжала к ее домику и усатый господин в начищенных туфлях и в галстуке-бабочке упрашивал ее немедленно отбыть на родину, ибо королева-мать по ней истосковалась, да и найти ее удалось с большим трудом. И Наталочка, которую на самом деле звали Нетликристельсен, никак не могла решиться рассказать Хоме, о чем она разговаривала с усатым господином, который обращался к ней не иначе, как «Ваше Высочество», и лебезил изо всех сил. Хома, впрочем, и сам догадывался, что разлука – немая и страшная – подкрадывается к нему средь белого дня, но предпочитал свою возлюбленную ни о чем не спрашивать. Однако по вечерам, когда он возвращался домой из мастерской, сердце его тревожно сжималось, ибо он боялся, что найдет свой дом пустым и холодным и шаловливая Наталочка исчезнет из его жизни таким же загадочным образом, каким и появилась.
«Ну, конечно, – думал Хома, – если она принцесса и причем такая красивая, что даже птицы оглядываются на лету, чтобы ею полюбоваться, то всякие там короли и принцы, несомненно, будут добиваться ее руки. А что для нее значит какой-то подмастерье?»
Как и все влюбленные, Хома ошибался – его нежность и доброта покорили принцессу с первого взгляда. Кроме того, Хома был высок и статен, с копной упрямых рыжих волос, напоминающих стог сена, и бледнокожая Наталочка души в нем не чаяла. И терять его она не хотела. Да и жилось им безбедно, после того как они нашли клад, а ведь не всякому богатство идет на пользу. Жители Горенки, хотя сами и падки на чужие сокровища, прекрасно об этом знают. Как-то в корчме, после того как автор этих строк изрядно надегустировался всякой местной снеди и напитков, ему поведали историю, которой он просто не может не поделиться со своим любимым читателем. А рассказали ему по секрету, но на всю корчму, хотя при этом и прикладывали неоднократно указательный палец к губам, вот что.
Однажды Хорек, когда он был совсем молодым и девушки не давали ему проходу, да и он не мог ни от одной из них оторвать жадного своего взгляда, вывез далеко в лес свою пасеку. Волков в окрестностях было тогда великое множество, и Хорек с двустволкой не расставался и носил ее за плечами, почти не снимая. И правильно делал, потому что чертяка его ненавидел, как и каждого христианина, и всячески норовил его подкузьмить – натравить пчел на хозяина, наслать на него стаю волков или, что еще хуже, убедить его жениться на Параське, которая тогда выглядела, как супермодель, и ничто не предвещало, что она превратится в птеродактиля в очипке, который будет его злобно клевать за малейшую провинность. Последнее чертяке удалось, правда, несколько позже. А в то лето он решил застлать пасечнику глаза золотом и ввести в искус. И наивный наш Хорек в одно летнее утро, когда в лесу все благоухало, пело, чирикало и стрекотало, проснулся от удивительного сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63