Вообще они теперь проводили много времени вместе — разговаривали, читали, слушали пластинки, обсуждали наброски к новому сценарию. Гэрриет нравилась работа, которую Кори ей поручил: кажется, впервые после Оксфорда ей пришлось работать головой, а не только руками. Она стала больше следить за собой: ей надоело откладывать каждый заработанный фунт на черный день, хотелось купить себе что-то новое сегодня.
Народу в «Доме на отшибе» прибавилось. Во-первых, из Ирландии прибыла наконец вороная кобыла по кличке Пифия — Кори пришел от нее в восторг и тут же начал готовить к скачкам; во-вторых, появился малыш Смолыш — ягненок с темно-коричневой, почти черной мордочкой. Его мать сгинула где-то на выпасе, и теперь Гэрриет вскармливала Смолыша из соски.
— Будто близнецы в доме, — заметил Кори, наблюдая, как Гэрриет разливает молоко в две бутылки — одну для Уильяма, другую для ягненка.
Однажды в понедельник, в конце марта, когда она готовила детям завтрак перед школой, в кухню вошел Кори. Видеть его в столь ранний час на ногах было непривычно.
— Я знаю, по-твоему, я худоват, но ты не находишь, что это уже слишком? — Он бросил на стол выстиранные трусы. — Это Джона, а не мои.
Гэрриет залилась краской.
— Извини, я нечаянно перепутала. Я собираюсь кормить детей. Хочешь тоже яйцо?
Кори брезгливо поморщился.
— Съешь, это полезно для здоровья, — сказала она.
— Ладно, уговорила.
Он сел и раскрыл газету. В кухню влетел взъерошенный Джон.
— Я не успел доделать задание по общей эрудиции, — размахивая тетрадкой, буркнул он. Один носок у него был натянут, другой болтался вокруг щиколотки. — Кто такая была Флоренс Найтингейл?
— Лесбиянка, — сказал Кори, не поднимая головы.
— Как пишется? — спросил Джон.
— Нет-нет, этого нельзя писать, — вмешалась Гэрриет. — Напиши, что это была знаменитая сестра милосердия, которая ухаживала за ранеными солдатами во время Крымской войны.
— Все равно лесбиянка, — сказал Кори.
— Сделай мне бутерброды, — сказала Шатти. — Каждый понедельник эта противная лапша с фаршем.
— Будешь есть, что дадут, — сказал Кори.
— Угадай: что такое, у чего попа всегда наверху? — спросила Шатти.
— Честное слово, не знаю, — сказала Гэрриет.
— Ноги! — Задрав подол, Шатти продемонстрировала свои красные трусики и залилась довольным смехом.
— Да не мешай ты! — крикнул Джон. — Я и так не могу сосредоточиться. Почему тюремный автомобиль называется «Черная Мария»?
— В честь одной негритянки, — сказал Кори. — Она жила в Бостоне, была толстая-претолстая и помогала полицейским арестовывать пьяных солдат. Она держала публичный дом.
— Что такое публичный дом? — спросил Джон.
— Напиши лучше: дом с дурной славой, — сказала Гэрриет. — О Господи, хлеб уже пережарился! Она выхватила из духовки кусок жареного хлеба.
Разрезала его на три полоски и, сняв верхушки, раздала по одному яйцу Кори, Шатти и Джону.
— Стоят, как три солдата, — сказал Кори. — Три стража здоровья. А верхушку с яйца мне уже сто лет никто не снимал.
— Привычка, — вспыхнув, пробормотала Гэрриет.
— Что значит «дом с дурной славой»? — спросила Шатти.
Гэрриет отвезла в школу Джона, потом Шатти.
— Не забудь покормить Смолыша! — крикнула Шатти и потерялась в шумной толпе подружек.
Возвращаясь от детской площадки к машине, Гэрриет обратила внимание на расстроенную чем-то женщину, которая тащила за собой троих неряшливо одетых ребятишек, а ее, на веревке вместо поводка, тащил большой лохматый пес. Гэрриет в умилении пощелкала языком, и пес вместе с хозяйкой рванулся к ней.
— Славная, славная псинка, — разулыбалась Гэрриет, когда черный в серых пятнах пес оперся лапами ей на плечи и начал лизать лицо.
— Смотреть на него не могу, сердце кровью обливается, — проворчала его хозяйка. — Пойдем, Рекс. — Она попыталась оттащить собаку, не очень, впрочем, настойчиво.
— А что случилось? — спросила Гэрриет.
— Сейчас оставлю этих троих в школе и повезу сдавать его в собачий приемник. Дети захныкали.
— Никак не получается держать его дома, — пояснила женщина. — Я работаю, а он, чуть только я за дверь, начинает жутко выть, и домовладелица сказала: все, чтобы больше его тут не было. Ничего, в приемнике ему подыщут других хозяев.
— Но ведь его могут и не взять, — забеспокоилась Гэрриет. — Тогда через семь дней его просто усыпят. Ах, как жалко, что я не могу его взять…
Рекс тыкался мордой ей в лицо и размахивал лохматым хвостом.
— Какой он породы? — спросила Гэрриет.
— Сеттер, кажется, — сказала хозяйка и поспешно добавила:
— Щеночек еще.
Сердце Гэрриет не выдержало.
— Постойте минутку здесь, — сказала она. — Я схожу позвоню своему хозяину.
Кори уже сел за работу и не очень-то обрадовался звонку.
— Мистер Эрскин… то есть Кори. Тут, около школы… словом, тут совершенно бесподобный щенок.
— Ну? — раздался в ответ бесстрастный голос Кори.
— Если ему не найдут хозяев, его придется усыпить. А он такой славный.
— Гэрриет, — вздохнул он. — Тебе что, мало хлопот со всеми нами? Уильям, Шатти, Джон, я, Тритон со Смолышом… Мы еще ни одного котенка никому не пристроили, а ты уже тащишь в дом щенка? Так звони сразу в зоопарк, предложи им присылать к нам на каникулы всех зверей. Или в Баттерсийский дом собак — скажи, что мы всех берем.
— Прости, пожалуйста, — промямлила смущенная Гэрриет.
— Как его зовут? — спросил Кори.
— Рекс, — сказала Гэрриет. — Он сеттер.
Молчание затянулось.
— Придумай хоть имя поприличнее, прежде чем везти его домой, — сказал наконец Кори и повесил трубку.
Гэрриет не верила своим ушам.
— Мы берем его, — объявила она женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68