Увы, нет! Это не мое воображение. Усталость крепко в нем угнездилась, она повсюду следует за ним но пятам… Он всегда останется молодым, но в этой молодости есть трещинка, и через нее утекло самое драгоценное. Его жена об этом догадывается. Как она жалка, бедняжка, но может ли по-настоящему чувствовать заплывшая жиром гусыня, готовая разомлеть от первой снисходительной ласки и утешиться после сытного обеда? Эта студенистая особа из породы тех ревнивиц, что вечно хнычут, ноют и считают себя жертвой. Ну да бог с ней. Она родила ему детей. Я тоже их видела. Старшая, рыженькая толстушка с какими-то квадратными глазами, точная копия матери. Младшему, должно быть, лет пять; думаю, что он ест и пьет и вполне этим доволен. А если и проснется в нем смутная жажда славы, то, командуя людьми и наживая деньги, он легко удовлетворит свои мечты.Но что сказать Вам, моя родная Ренэ, о третьем… он младше рыженькой и старше этого пузатого эгоиста. Он по праву должен был бы принадлежать ему и мне. Вы догадались, должно быть, что, говоря Вам о вознаграждении, я подразумевала именно его.Нервный и худой, прямота и чувствительность стрелки весов, существо, вобравшее в себя всех Зимлеров и поэтому лишенное пола и возраста; длинные не по росту руки и впалый живот хилого подростка; но тому, кто наделен такой высокой грудной клеткой, таким цветом лица, такой живостью, суждено дожить до ста лет. А взгляд, умудренный всем человеческим опытом, больше того – всем опытом стихийного, дочеловеческого существования, подобен расплавленному, еще не отлитому металлу. Но в этом суровом, высокомерном и грустном взгляде – вся радость детства, прекрасная ребяческая серьезность, которая будет жить в нем до старости, к недоумению педантов.Вот он – наше дитя. Настанет ли день, когда он придет ко мне, или я никогда не увижу его более, – важно то, что он есть и что я сама, своими глазами, убедилась в его существовании. Это он, тот маленький скрипач, чей властный и разымчивый смычок приковал нас к месту, помните, в тот единственный раз, когда мы проходили мимо их дома.Этому нет дела до того, что Зимлеры стали богачами и им суждено стать еще богаче, что, высосав все соки из нашего богоспасаемого, умирающего Вандевра, они превратили самую жизнь в кишащий червями труп. Это существо сумеет вырваться из их рук, из этого города! Он предназначен нам, и он вознаградит нас за все. Теперь мне будет легче умереть, потому что есть он, потому что нужно было, чтобы он появился на свет. Значит, я не обманулась в этом человеке. О Вы, мой мудрый друг, Вы, которая не могла простить его, простите ли Вы его сейчас? Ведь он создал это дитя и выполнил этим свою роль. Я также – мое письмо подходит к концу.В ту минуту мне снова захотелось взять этого человека за руку и сказать ему: «Брат мой, начало прекрасно, так удалимся же, чтобы не испортить конец, больше нам делать нечего».Никогда дитя, вышедшее из чрева матери, не было ей так дорого, как этот мальчик дорог мне. Радость окрыляет меня, и, кажется, я начинаю говорить глупости. А все-таки жизнь – чудесная штука, разве не так, моя Ренэ?Два слова об остальных. Помните Вы Жюстена? Сейчас это взрослый господин, который рассеянно и с самым светским видом посасывает набалдашник тросточки. В маленьком Жюстене Зимлере было из чего выткать настоящего человека. Но следовало долго мыть эту ткань, очистить ее светом и теплом. Этого не произошло, и получился брак. Жизнь пожалела отпустить на его долю черствого Хлеба и тумаков, которые требовались его натуре. И теперь Жюстен стал обыкновенным фатом, – правда, фатом неглупым, знающим себе цену; он красноречив, богат, имеет кое-какой вкус к делам, но действует в слишком податливой среде, слишком легко добивается успеха, ему негде и не па что употребить свое честолюбие, и он, сам того не заметив, станет несчастным.Удивила меня его сестра. Уж не перетянет ли ее на свою сторону наш скрипач? Что ж, вполне возможно. Мы увидим еще многое, если останемся в живых. Помню, тогда мне показалось, что у нее душа субретки, женщины, готовой снести любое унижение, – словом, сплошного ничтожества. Я ошиблась. Она похорошела, и в ней угадывается, поскольку я могу судить, какое-то сходство с ее кузеном. От нее тоже можно всего ожидать.Отец их, этот желтоликий ясновидец, по-прежнему похож на третьеразрядного библейского пророка. Но колесница жизни тяжело прошлась по нему своими колесами. От него осталась только расплющенная тень. Его жена, эта унылая гарпия, вызвала во мне страстное желание наступить на нее каблуком, чтобы услышать, как хрустнет под моей ногой ее душа рабыни и служанки.Видите, день мой не пропал даром. Мне уже не нужен ветер странствий! После всех этих Римов, Сицилии и Греции Планти кажется мне божественной древностью. Отец погрузился в родную стихию, как утка в свое болото, – фермеры и прочее. Со вчерашнего дня я живу среди криков, споров, хлопанья откупориваемых бутылок и стала моложе лет на двадцать. Приезжайте, дорогой мой друг, мы Вас ждем. Моя душа признательна и умиротворена навеки.Ваша Элен Лепленье.
P.S. Лорилье, который вложил свои деньги в Генеральное общество кредита, потерял все до последнего гроша. Трое суток за господином Лорилье неотступно следили, чтобы он не наложил на себя руки. Пока еще не смеют совать его супруге золотые монеты в папиросной бумажке, но уже посылают ему бульон и ребятишкам апельсины. Впрочем, у нас только и разговоров что о разорениях и банкротствах. Здесь все так закоснело, что люди заметили опасность, только когда уже грянула гроза. Конечно, сейчас во всем обвиняют Зимлеров, которые повинны только в том, что предвидели эту грозу, а теперь, воспользовавшись ею, грабят направо и налево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115