И потом: какой подросток откажет себе в удовольствии изумить родных, собравшихся за вечерней трапезой? А ведь в этот день за столом сидело семеро Зимлеров, не считая самого Жюстена.– Я все это знаю не хуже их, – прервал он отца с ледяным безразличием. – Понятно, я обдумал этот вопрос, не дожидаясь их приглашения. Я, конечно, могу сделать карьеру, скажем… весьма приличную карьеру в университете. Но с другой стороны… гм… Луи только пять лет. Сколько же времени вам троим придется возиться со всем этим (небрежно ткнул он через плечо большим пальцем в сторону фабрики)! Все зависит от того, что вы мне монете предложить.«Ого! Ну и нахал же мой братец!» – и Лора уставилась на Жюстена округлившимися от наивного негодования глазами. Гийом совсем увяз в болоте родительского упоения. Слеза беспредельной гордости увлажнила глаза Гермины. Муж Элизы поднялся с места и заключил племянника в объятия:– Ты прав, Жюстен, мой славный мальчик, и ты выбрал настоящую дорогу. Оставайся с нами, мы создадим тебе положение, на которое ты вправе рассчитывать.– Молодец, молодец! – подбавил дядя Миртиль, судорожно поведя жилистой шеей.Одна только Сара на минуту почувствовала смущение. Но Жюстен был ее внук, и он оставался в деле. Такова уж слабость человеческая. VII Планти, 24 декабря 1882 г. «Добрая моя Ренэ.Я назначила себе десять лет молчать о том, что было. Час тому назад эти десять лет истекли. Слово свое я сдержала. И сейчас, нарушая столь длительное молчание, я не знаю даже, что, собственно, писать, чем я заполню эту первую страницу. Да и стоит ли вообще говорить? Если бы я могла острить, я сказала бы, что вся эта история напоминает рукопись, слишком долго пролежавшую в письменном столе: когда ее извлекают наконец на свет божий, она уже «выдохлась», она никому не нужна. Как видите, я но умерла от горя. Такие, как Элен Лепленье, от горя не умирают. Итак, читайте это письмо, как читает старая женщина послание своей ровесницы. К болтовне вдовы принято прислушиваться с уважением.Ровно десять лет и один час тому назад я узнала, что судьба развела нас. С этой минуты я потеряла всякий вкус к своей личной жизни. Хвала господу, а также и Вам, мой друг, – да и мне в конце концов, – что у меня нашлись другие интересы; со временем они стали даже шире. Возможно, я клевещу на судьбу, но мне кажется, что до того самого мгновения я не знала, что такое смысл жизни. Мне хотелось бы убедить себя, что подменять все многообразие жизни чем-нибудь одним значит впадать в плачевный самообман. Ну что же, если это самообман, в таком случае природа – искуснейшая актриса, ибо я была очарована и обманута, как самая невзыскательная посетительница райка. Да и плачевный ли? Нет, только не это, – пока остается хоть капля жизни, печали нет места.Значит ли это, что я не страдала? Целых десять лет я не разрешала себе никакой жалобы. Вот почему я не погрешу против истины, если скажу Вам, что боль была велика. Она и сейчас не меньше. Это – письмо, написанное одной вдовою к другой вдове. А какая женщина способна без ужаса вспомнить тот день, в который она вдруг стала старухой?Но можно нести в себе свое горе и не грустить. Во всяком случае, я решила доказать, что это возможно. Ненавижу безутешных. Жизнь была бы слишком легкой, если бы мы могли разменять ее боль на мелкую монету жалоб, и поистине невыносимой, если б каждая утрата не восполнялась с лихвой.Впрочем, я, кажется, учу ученого. Вы уже постигли последнее слово этой мудрости, когда я еще только училась разбирать азы. Вам, думается, интереснее будет узнать, что мое дурацкое воспаление почек не имело никакого отношения к возвращению в Планти. Полагаю, что его навеки поглотили целебные воды Вителя. Но лечиться семь лет – не так-то весело. Последние полтора года скитания по отелям до того опостылели отцу и мне, что позавчера мы на всех парах прикатили сюда.Разве я поверила бы, если бы мне сказали, что пять лет я буду путешествовать с папой, не испытывая по пятидесяти раз на дню страстного желания броситься в море? Но с того самого дня, когда отец оскорбил меня, правда под влиянием моего милейшего братца, заявив, что мое поведение дало повод «какому-то Зимлеру» презирать Элен Лепленье, и когда я круто поставила его на место, он из раскаяния и страха стал просто шелковым. В прошлом году Вы сами могли убедиться в этом.Вы понимаете, что не случайно нас так потянуло в Планти именно под рождество. Я хотела, чтобы круг этих десяти лет замкнулся здесь.Трудно даже представить себе, с какой любовью встретили меня родные края. Нынче утром на рассвете приветствовала меня и радовалась мне моя сестра, моя мирно журчащая Оксанс, мои братья – вековые буки, мой морщинистый дед-утес, мои чудесные луга, я могла бы с полным правом сказать, что этот час роковой годовщины я провела в самом приятном мне окружении.Так как судьба знает, что ей делать, и без наших просьб, я увидела сегодня его – его, которого не встречала с тех пор ни разу.Не важно, где и как это случилось. Важно, что, ничем не открывая своего присутствия, я видела его совсем близко.Произошло это так внезапно, но так кстати, что я растерялась и упустила драгоценную минуту. Потом я чуть было не подошла к нему, не взяла его за руку и не сказала: «Сядем, поговорим, и расскажите, каким вы стали за эти десять лет».Лицо у него все такое же простодушное, и он, быть может, не осудил бы мой поступок. Как знать? Но он был с семьей, и его близкие тоже привлекали мое внимание.Он отнюдь не выглядит несчастным. Он весел и, очевидно, здоров, но в нем чувствуется какая-то большая внутренняя усталость. Я говорила себе: моя женская гордость торопится обнаружить в нем следы усталости, отличающей мужчину, который так и не узнал счастья, но не примирился и ищет рассеяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115