Ты влюбился?
– Может быть…
– Но это же замечательно! Ты меня с ней познакомишь? Я уверена, что она очаровательна!
– Видишь ли… как тебе сказать…
– Ладно! Утро вечера мудренее. Думаю, на сегодня хватит признаний. Я все же немного устала.
Всегда одно и то же, с горечью говорит себе Тома. Мама не интересуется никем, кроме самой себя! Я знаю, что она нас любит, но на свой лад. Мне никогда не удастся поговорить с ней откровенно. Но, как бы то ни было, ей нельзя волноваться, иначе она снова заболеет, как тогда… А второго раза она не выдержит! Или окажется в сумасшедшем доме… Вот уж кто будет рад, так это бабушка! Без мамы я никогда не решусь рассказать отцу о своих проблемах! Лучше уж тогда все бросить и уехать, чтобы никого больше не видеть!
В одиннадцать часов Жан без стука проскальзывает в спальню Катрин и закрывает за собой дверь на задвижку. Он выглядит смущенным. Катрин лежит в постели и рассматривает альбом с фотографиями. Она очень удивлена тем, что муж впервые за долгое время переступил порог ее комнаты, да еще в такое позднее время. Ее тело под простыней оголено. С тех пор как она познакомилась с Оливье, ей нравится чувствовать на своей шелковистой коже тонкое льняное полотно простыни, от которой исходит нежный запах лаванды. На ней надета только синяя рубашка Оливье.
Жан присаживается на краешек кровати и улыбается. Катрин спрашивает себя, что ему нужно. Он стягивает с нее простыню и нежно гладит ей ноги. Затем его рука поднимается выше и слегка распахивает края ее рубашки.
– На тебе больше ничего нет?
– Как видишь…
– Я давно тебя такой не видел…
– И ты только сейчас об этом вспомнил? – Катрин внутренне напрягается. Неожиданно она чувствует, как пальцы Жана касаются ее лобка. Это кажется ей почти нереальным – она даже не предполагала, что Жан способен на подобные ласки.
– Ты возбуждена… Тебе нравится, когда я тебя ласкаю?
– Это забавно…
– Ты очень обижена на меня?
– За что?
– За то, что все эти годы я не уделял тебе внимания…
– И внушил мне, что я слишком стара для того, чтобы заниматься любовью?
– Прости… Но ты так изменилась!
– Во всяком случае, это не твоя заслуга!
– Я знаю. Не будем говорить об этом! Что мне сделать, чтобы заслужить прощение?
– Поласкай меня еще…
Катрин снимает рубашку и вызывающе раздвигает ноги, бесстыдно выставляя напоказ все то, чему Жан раньше уделял так мало внимания. Жан встает, чтобы тоже раздеться, но Катрин велит ему продолжать.
– Поласкай меня языком, – говорит она и выжидательно скрещивает руки на груди. Жан смотрит на нее, пораженный подобной дерзостью, смущенно улыбается, но все же подчиняется ее приказу, хотя и не без некоторого замешательства. Катрин стонет от наслаждения. В какой-то миг она даже спрашивает себя, что же ее привлекает в Оливье – его ласки или он сам? Потому что, оказывается, ласки другого мужчины, пусть даже и стареющего мужа, – это не менее приятно.
Когда Жан наконец поднимает голову и начинает умолять Катрин, чтобы она позволила ему овладеть собой, та коротко отвечает:
– Нет, Жан, у тебя было целых двадцать лет для этого. А теперь ты слишком стар.
– Ты жестока!
– Его ласки доставляют мне больше удовольствия… – Она закусывает губу, жалея о своих словах, потому что они прозвучали как откровенное признание в измене. Она с недовольным и высокомерным видом натягивает на себя простыню и снова берется за альбом с фотографиями.
Когда Жан выходит из комнаты, лицо его непроницаемо. Но, уже стоя на пороге, он смотрит на Катрин долгим взглядом, в котором горят злоба и жажда мести, и она снова сожалеет о невольно вырвавшихся у нее словах.
На следующий день Катрин Салерн идет на работу. Она выходит из дому раньше обычного, спеша к Оливье, который с нетерпением ждет ее у подъезда. После вчерашнего вечера Катрин чувствует, что наконец-то освободилась от семейного гнета. Однако она не может объяснить причины этого Оливье, так как тогда пришлось бы рассказать и о поступке Жана. Их объятия лихорадочны и чувственны. Они не виделись со среды, и ожидание показалось им бесконечно долгим. Оливье очень удивлен неутомимой энергией Катрин. Совсем недавно она казалась ему настолько ослабевшей, что он опасался худшего. Он рад тому, что она снова смеется, не замечая, что ее смех звучит неестественно громко. Она быстро раздевает его и снова смеется. Она выглядит такой счастливой. Она прикладывает губы к члену Оливье и принимается ласкать его быстрыми короткими ударами языка, одновременно гладя его мошонку. Член Оливье твердеет и наливается кровью. Он с трудом сдерживается, чтобы не кончить. Катрин тоже раздевается. Она действует так стремительно, что Оливье даже немного теряется. Она садится на него верхом и начинает двигаться вверх-вниз, потом слева направо, время от времени тихо постанывая.
Оливье прерывисто дышит и подрагивает всем телом от удовольствия. Его член пульсирует в жаркой плоти Катрин. Ему кажется, что из него вырываются тысячи мелких фонтанчиков, изливающихся внутрь Катрин. Она соскальзывает с него и с наслаждением подставляет лицо под последние капельки его спермы. Оливье уже начинает забываться в сладкой дреме, но смех Катрин возвращает его к реальности. Он не понимает, почему она смеется, и спрашивает ее об этом. Она отвечает: «Потому что я испорченная женщина!»
Оливье приподнимается на локте и с беспокойством интересуется у Катрин, все ли с ней в порядке. Она заверяет его, что да.
– А что насчет сегодняшнего вечера?.. – Голос его звучит неуверенно.
– О чем ты?
– Ты знаешь, о чем. Ты ведь не пойдешь туда?
– Нет, вы послушайте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50