К тому же он заметил, что в те два раза, когда она небрежно вынимала чеки из сумочки и протягивала их ему, она покраснела. А ведь мадам Салерн не краснеет, когда с надменным видом вручает ему чеки, полученные от покупателей! Может быть, она торгует не только подарками? Но и собой, например? При мысли об этом Ксавье Бизо ощущает мучительный спазм в груди. Его лицо искажается от ярости. Как же он ненавидит женщин! Но потом он вспоминает о губах мадам Салерн, на которых переливается светло-красная, с оранжевым отливом помада – цвет невинности. Он успокаивается: нет, она ангел, его подозрения смешны… Перед ним вновь возникает ее спокойное лицо. Он забыл о ее новой помаде, придающей губам коричневатый оттенок, более теплый и чувственный. Если бы он об этом вспомнил, то сразу бы все понял… Потому что цвет губной помады – это отражение души женщины. А коричневый – это цвет дьявола. Затем Ксавье Бизо думает о том, что в четверг вечером мадам Салерн обычно ходила в парикмахерскую. За те пять лет, что он знает мадам Салерн, еще ни разу не случалось, чтобы она пропустила хоть один четверг! А теперь она не ходит ни к этому парикмахеру, ни к другому! Вот так – взяла и перестала ходить в парикмахерскую. Нет-нет, она не стала от этого менее красивой – даже наоборот! Просто раньше такого не было. Зато расходы на мясо остались прежними. Значит, перемены нужно искать не в доме Салернов. Нет, конечно, не у них – Ксавье готов дать руку на отсечение. Шлюха! Перед кем ты раздвигаешь свои белые ноги? Больше всего Ксавье Бизо беспокоят ее новые расходы. За последние несколько недель их все больше и больше. Рестораны, модные магазины… Не те, в которых она обычно покупает одежду и нижнее белье, а другие, куда она раньше не ходила. И кстати, раз уж он думает об одежде – что означает целый ворох нижнего белья, который она купила в апреле в «La Perla»? Что, все ее трусики разом износились? Он горько улыбается, ибо не может представить, чтобы мадам Салерн, столь внимательная к мелочам, стирала свои тонкие шелковые трусики в стиральной машине. Ведь даже он знает, что шелковые вещи в стиральную машину лучше не класть.
Он вспоминает о шелковых трусиках, которые купил жене на первую годовщину свадьбы… В те времена у них и стиральной машины-то не было! Хотя, в конце концов, какая разница – ведь она их так ни разу и не надела. Она, видите ли, бережет их для особенных случаев. Каких таких особенных, спрашивается? Хочет дождаться, пока заведет себе любовника? Все женщины – шлюхи! Даже дурнушки норовят унизить вас и растоптать, как червяка! Так что лучше уж выбирать красивых! Но для этого, разумеется, нужны деньги. А поскольку их у него нет, ему и досталась эта мымра, от которой все отворачивались! При воспоминании о Жозиане Бизо банковский служащий чувствует, как в нем закипает гнев. Он говорит себе, что заслуживает лучшего, чем эта мегера, страшная как смертный грех! На самом деле он должен был получить мадам Салерн… Нежную, внимательную, чистую, утонченную… И такую красивую! Такую восхитительную, такую элегантную! При воспоминании об обожаемой женщине лицо Ксавье Бизо омрачается. Потому что такой она была раньше, когда жизнь ее была столь целомудренной, что он читал это на ее лице с той же легкостью, с какой просматривал ее счета… Все было так очевидно! Но прошлого теперь не вернешь!
11
БОЖЕ МОЙ! Я боюсь худшего! Мадам сильно изменилась. И я знаю почему! Я ведь не вчера родилась! Все началось с понедельников. Дурной тон – в выходной день уходить из дома раньше, чем на работу! Особенно, если это повторяется каждую неделю! Потом эта история с парикмахерской: она больше не ходит туда по четвергам, что уже само по себе подозрительно. Но к тому же возвращается она все равно в девять вечера, а это уже слишком! И подумать только: в этом доме никто, кроме меня, ничего не замечает! Месье по четвергам тоже приходит к девяти – у него заседание какой-то комиссии. Удачное совпадение! Он, наверное, действительно загружен работой, раз ничего не видит. Даже Тома, который обычно интересуется всеми делами матери – и тот ничего не сказал! Честное слово! Они что, слепые все в этой семье? Но самое худшее… Об этом и так уже все судачат! Я имею в виду мать Месье. В прошлое воскресенье Мадам отнесла ей поднос с едой, как всегда по воскресеньям… Потому что, надо сказать, раньше, после воскресной мессы мать Месье и месье Кристиан обедали на четвертом этаже. Но последние два года она предпочитает есть у себя. И Мадам сама относит ей поднос с едой и остается у нее где-то с полчаса, чтобы поговорить… Да, так вот, в прошлое воскресенье Мадам принесла ей поднос. Обычно в этот день Мадам просит меня приготовить кролика или каменного окуня со свежим анисом – одним словом, что-нибудь повкуснее. А тут, представьте себе, она решила приготовить обед сама! Да еще какой! Карпаччо с пармезаном и равиоли с белыми грибами в сметане. Я просто диву далась! Между прочим, получилось очень вкусно! Когда мать Месье это увидела, от удивления она застыла, не в силах вымолвить ни слова.
– Ты сама это приготовила? – спросила наконец она.
Мадам ответила «да», на что мать Месье заметила:
– Ты что, якшаешься с итальянскими иммигрантами?
И тут Мадам, которая раньше промолчала бы или извинилась, унесла поднос обратно, сказав свекрови, что если ее это не устраивает, то пусть она идет к месье Кристиану. «К месье Кристиану» было сказано после небольшой паузы, так что получилось очень дерзко! Мать Месье так и разинула рот. Когда Мадам уходила, она крикнула ей вслед:
– Потаскуха!
Не знаю, имело ли это слово отношение к тому, о чем я говорила выше, но все равно – дыма без огня не бывает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50