Ее губы слегка приоткрылись, так что виден был кончик розового языка. Когда она слегка наклонилась, можно было увидеть ее груди: их прикрывали лишь тончайшая ткань и кружево.
– Послушай, – прошептала она, – тебе не нужно вставать, я обо всем позабочусь.
Ее слова и голос – нежное обещание, лелеющая душу любовная песня. Ее кожа источала запах сандала и каких-то сладковатых восточных специй. Освещенные со спины тусклым светом волосы манили своей пушистостью.
На шее пульсировала жилка, и, заметив ее, Мэтт едва сдержался, чтобы не приникнуть к ней губами. Шелковая ткань ниспадала, легко касалась тела, свивалась в причудливые узоры.
Его руки задрожали, он нервно сглотнул. Тишину нарушали лишь потрескивание поленьев и мерное тиканье часов на каминной доске.
Она будто видела витавшие в его сознании эротические образы, будто чувствовала, как бежит кровь по венам, как гулко стучит сердце. Паола загадочно улыбнулась. Что в этом изгибе губ – понимание, невинность, порок?
Она распрямилась, и теперь сквозь прозрачную ткань четко обозначались контуры тела. Медленно повернулась, взглянула через плечо. Опять улыбнулась.
Мэтт созерцал, не в силах что-то промолвить. Руки стали влажными, сердце по-прежнему не желало утихомириться. Скользящей походкой она направилась к тускловатой лампе.
– Сначала я приглушу свет.
Черт, что же происходит?
– Паола. – Он произнес ее имя с каким-то надрывом. – Нам… нам надо поговорить.
– Конечно, надо, – мягко ответила она. Через минуту она явилась с двумя бокалами бренди. Янтарная жидкость поблескивала. Он принял бокал безмолвно, машинально покачал содержимое, затем поднес к носу, скорее чтобы укрыться от ее колдовской улыбки, нежели от того, чтобы ощутить аромат напитка.
Бренди пахло необычно: вернее, оно пахло соблазном, пахло беспокойством.
Боже праведный!
Она знала, что делала. Это было тщательно спланированное совращение.
Ах, маленькая плутовка! Ей будет хорошим уроком, если он, выпив до конца свой бренди, встанет и уйдет. Эта особа опасна и расчетлива. Она явно собиралась продолжать их отношения.
А «особа» вновь улыбнулась, показав соблазнительные ямочки на щеках, которые почему-то ассоциировались у него с нагим телом.
Господи, подумал Мэтт, еще немного–и я буду чувствовать себя мухой, попавшей в сачок. Он не знал, то ли ему сердиться, то ли чувствовать себя польщенным, то ли расслабиться.
– А почему бы не послушать музыку? – спросила она.
Прежде чем он что-то ответил, она включила стерео, вставила кассету, и скоро комната наполнилась возбуждающими переборами струн испанской гитары.
Паола грациозно уселась рядом с ним на диван, одна рука на спинке и касается его плеча. Осторожно поставив фужер на кофейный столик, он склонила голову ему на плечо, другой рукой коснулась его груди.
– Боже мой, как бьется твое сердце. Тебе нужно научиться расслабляться. Ты слишком сдержан. – В это время ее рука скользнула вверх, коснулась шеи. – Так о чем ты хотел поговорить?
– Паола, – произнес он сдавленным шепотом. – Что ты делаешь? – Шаловливый пальчик кружил вокруг его уха. Но внезапно она сжалась и мучительно вскрикнула.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Мэтт.
– Ой! У меня судорога. Ой, Мэтт, как больно! – Она стонала, лицо скривилось от боли.
– Где судорога?
– Здесь, под лодыжкой. – Причитая, она задрала правую ногу, нехитрый покров слетел прочь.
Как во сне, Мэтт наклонился к лодыжке, обхватил ногу ладонями. Помассировал напряженные мышцы ноги, которая теперь удобно возлежала на его коленях.
– О-о, – постанывала она. – О Мэтт, не останавливайся.
Он знал, что должен остановиться. Знал и то, что, если у него осталась хоть толика здравого смысла, ему следует сейчас же убрать с колен ее ногу. Разве она не понимает, чем чреваты подобные вольности.
Но, кажется, дело зашло слишком далеко. Его загипнотизировала ее теплая, упругая, ароматная кожа, то желание, которое волнами разлилось по его телу. Боже праведный, он желает ее!
Мэтт сделал последнюю попытку.
– Не считаешь ли ты, что нам следует поговорить прежде, чем мы…
– Шшш. – Она коснулась пальцами его губ. – Не нужно слов. Их было уже достаточно.
Его руки продолжали двигаться вверх и вниз по ноге, вот уже добрались до ее бедра. Паола вздрогнула. Теперь он знал, что назад пути нет.
Скоро она лежала на спине на мягких подушках дивана. Мэтт продолжал одной рукой ласкать ее шелковистое бедро, другая же легко дотянулась до мягкой, податливой груди.
Она могла бы запросто лишить его самоконтроля. Она играла бы на нем, как на своем пианино медленно, напористо, показывая клавишам свою власть. Она щипала бы его, как щиплет свою гитару, проносясь пальцами по струнам, которые постепенно делаются все более податливыми.
Прекрасно сознавая, что делает, она будет возбуждать его. Она станет шептать на ухо, постанывать… Она использует все свои познания в искусстве обольщения. О, она не остановится, пока не завладеет им полностью, пока с него не слетит лоск, пока он не задрожит, не сделает то, чего она желает.
Она покажет ему, что далеко не все можно проанализировать и распланировать. Она преподаст ему урок. Она станет главенствовать в их отношениях, казалось, эти намерения удивительно легко претворить в жизнь.
Внутри она вся содрогнулась от смеха, когда он стал энергично растирать ее лодыжку. Постанывая, она просила продолжать. Бедный малый! Он пытался устоять, но тщетно. Когда же его рука скользнула к ее бедру, она восторжествовала это его окончательное поражение.
Свершилось! Подумалось ей. Я выиграла! Но ее тщательно скрываемое торжество поколебалось, когда он коснулся ее груди, и вовсе исчезло, когда он прильнул к ее губам как хозяин, требуя покорности и уступчивости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48