Крепкое объятие, казалось, сняло тяжесть, давившую ей на сердце. Шарканье ног и приглушенные голоса больше не досаждали, как только новобрачных, объявили мужем и женой.
– Пусть союз этот будет благословенным и многодетным, – закончил священник и добавил так, чтобы все могли слышать: – Поздравляю, лорд и леди Карадок!
Свадебное пиршество состоялось в большом зале дворца. Бронуин не заметила больших изменений в убранстве, потому что помещение уже было украшено к Рождеству зелеными ветками. Над возвышением, покрытым ковром, висели такие же гирлянды, перемежавшиеся веточками омелы. Однако на этот раз Бронуин не возмущалась, хотя, узнав, что день свадьбы назначен на канун Рождества, была удивлена. Этим же утром король присутствовал на богослужении. Легкий снегопад казался подходящим для обоих случаев и создавал особое настроение. Бронуин не покидала башни дворца, не желая появляться в аббатстве до назначенного часа.
Она была вынуждена признать, что дворцовая жизнь необыкновенно богата развлечениями, и едва обращала внимания на мужа, сидевшего справа. Под звуки цимбал и труб в зал вошел старший дворецкий в пурпурном одеянии и взмахнул белым жезлом. Вслед за ним появились оруженосцы и слуги высокого ранга, каждый из которых нес огромный поднос. После того как на стол был водружен большой олений окорок, королевский кравчий принялся торжественно отрезать куски от окорока, а слуги – наполнять серебряные бокалы тончайшими винами и самым лучшим элем.
Менестрели, барды и танцоры в ярких костюмах не давали гостям сосредоточиться на обильной трапезе, которую благословил священник, брат Ульрика. За столом прислуживали молодые женщины, – большей частью знатного происхождения, они оказывали честь своими услугами и королю, и новобрачным. Гости не могли справиться с бесконечной чередой блюд, поступавших из кухни, откуда их доставляли юноши-слуги.
Снова затрубили в трубы, требуя тишины в шумном зале, гудевшем от голосов пирующих, и король поднялся со своего места.
– Милорды и леди, предлагаю тост за новобрачных, лорда и леди Карадок.
Бронуин не могла не обращать внимания на руку, властно лежавшую поверх ее руки, и на прикосновение ноги Ульрика под столом. До сих пор могла она держаться в стороне, потому что король отвлекал внимание ее супруга, пока они ехали из аббатства в королевской карете.
Кубки и чаши были подняты с одного конца зала до другого, что выражало готовность выслушать речь короля.
– Пусть их союз, как и союз Англии и Уэльса, будет процветающим и озаренным вечной любовью и доброй волей.
– Это оскорбление – не выпить за тост короля, – прошептал Ульрик, поднимая свой кубок. – Особенно за такой!
Вино было красным, густым и кисловатым, и Бронуин не смогла понять, то ли тост, то ли напиток вызвал у нее дрожь, пробежавшую по спине.
– Его величество, оказывается, подвержен полетам фантазии, – прошептала она, сохраняя на лице застывшую улыбку. – Имейте в виду, сэр, не по любви заключен наш союз, а по королевскому велению.
– А вы имейте в виду, миледи, что, независимо от того, как заключен наш союз, он дает все права и привилегии, как мужу, так и жене, – ответил Ульрик, беря круглый хлеб, предназначенный для них, и разрезая его на куски своим обеденным кинжалом.
Куски он затем положил на серебряные тарелки, полагавшиеся тем, кто сидел на возвышении, и самым знатным из гостей.
Нож Бронуин соскользнул, оставив царапину на ее пальце, что явилось следствием, как ее рассеянности, так и многозначительного замечания супруга. Бронуин вскрикнула и выпустила нож из рук, но не успела заняться ранкой, как Ульрик схватил ее за руку.
– Ей-богу, миледи, я столько сил положил, чтобы научить вас обращаться с клинком, а вы все еще остаетесь новичком в этом деле.
Сердитый ответ уже готов был сорваться у нее с языка, как супруг захватил порезанный палец губами. Пока он осторожно языком очищал ранку от крови, Бронуин виновато посматривала вокруг. Конечно же, все могли видеть жаркий румянец, заливавший новобрачную с головы до кончиков пальцев. Когда Ульрик с удовлетворением убедился, что крохотная ранка больше не кровоточит, он поцеловал порезанный палец с такой же нежностью, с какой мать целует ушибы и ссадины своего ребенка.
– Позвольте вам услужить, миледи! В противоположность вашему мнению, по своей вине я не пролил бы ни одной капли вашей крови за исключением той, что уже пролилась во время нашей близости в преддверии сегодняшнего события.
И снова Бронуин огляделась по сторонам, но никто не интересовался нежной беседой, которую муж вел с нею. Собачья душа, он напомнил о том, что в последнее время она притворно считала никогда не происходившим! Бронуин отпила еще вина, чтобы укрепить свои пошатнувшиеся позиции, в то время как Ульрик выкладывал два сочных куска мяса на ломоть хлеба. Мастерски, как все, за что он брался, разрезал он мясо на более мелкие кусочки – гораздо обходительнее, чем кто-либо когда-либо старался для нее. Было ясно, что не впервые ухаживает он за дамой во время ужина.
Бронуин быстро окинула взглядом зал, чтобы выяснить, было ли обычным делом то, как Ульрик распоряжался ее тарелкой, и выяснила, что-то не являлось исключением. Исключением являлось лишь то, что на королевском столе стояли серебряные тарелки, а сидевшие дальше менее именитые гости Эдуарда ели, кладя еду прямо на скатерти, как привыкла делать и она у себя в Карадоке. Бронуин вздохнула, сетуя на такую бесхозяйственность. Преступление – царапать кинжалом серебряную тарелку, тогда как можно класть мясо на хлеб, который пошел бы потом нищим на подаяние и собакам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136