Так почему? Ради всего святого, почему она так холодна, когда он весь горит от страсти? Почему, если он находит ее такой красивой и привлекательной?
Бен провел пальцем по ее полным, мягким губам и заметил, как они дрожат. В ее влажных и потемневших глазах было что-то, что при других обстоятельствах он принял бы за страсть.
– Или ты боишься?
– Да нет же.
– Должен тебе сказать, Элли, надеюсь, ты уже и так все поняла, у тебя нет причины меня бояться.
Она всей душой желала, чтобы это было правдой. Если б только можно было забыть прошлое…
– Я уже сказала, что не боюсь, Бен. И не вижу в тебе угрозы.
Элли подалась в сторону. Она сама заварила всю эту кашу и слишком самонадеянно решила, что сможет контролировать ситуацию. Как бы не так! Все повторялось, почти как тогда, у Карибского моря. Не пора ли вспомнить, что она взрослая и самостоятельная женщина? Элли решительно повернулась к Бену.
– Я должна вернуться к Чарли. Я нужна ей.
Еще одна ложь.
Через минуту Бен уже поймал такси, и они доехали до плас де ла Конкорд в полном молчании.
В номере они нашли няню на диване в гостиной – она читала книжку в мягком переплете. Работал телевизор. Чарли спала в своей комнате. Необычайно взволнованная, Элли подошла и потрогала лоб девочки, затем вернулась в гостиную и буквально рухнула в кресло. Она не могла объяснить своего волнения. Элли слышала, как Бен благодарит няню и желает ей спокойной ночи.
Бен сел напротив, пытаясь поймать ее взгляд. Наконец Элли пришлось встретиться с ним глазами.
– Извини. – Она отвернулась и уставилась в телевизор. Потом рассеянно потерла губы. – Спиши мое поведение на синдром матери-одиночки. Мы всегда – всегда! – подчеркнула она, как будто Бен возражал, – чувствуем вину и беспокойство.
– Но только не тогда, когда летаете в Гонконг. – Его холодный тон поразил ее. До этого Бен всегда старался держаться мягко и обходительно.
– Что? – Мысли разбегались в поисках достойного ответа.
– Я сказал… – Бен потянулся к пульту и выключил телевизор. – Я сказал, что ты волнуешься, но только не тогда, когда колесишь по всему миру с деловыми поездками.
Теперь она поняла. Хорошо было бы послать этого всеведущего папашу куда подальше с его критикой! Но она сдержалась.
– Без моих деловых поездок, – насмешливо произнесла Элли, – нам не на что было бы жить. Если только не обратиться на биржу труда за пособием по безработице. Думаешь, это выход?
– Нет, не думаю. Люди, по-моему, гораздо более счастливы, когда могут сами себя обеспечивать.
Ее задел его неприязненный взгляд. Он не имеет права, ведь ей и так за многое пришлось заплатить…
– Ты сама начала. Я только хотел сказать, что раз уж ты можешь отсутствовать по нескольку дней, то сейчас, после целого, смею надеяться, счастливого дня, проведенного с дочерью, ты можешь позволить себе прогулку по набережной Сены, когда она в надежных руках и все устроено. Да, расслабься ты в конце концов, побудь собой, Элли Осборн, а не матерью Чарли! Хватит быть мученицей! А то мне кажется, что твой синдром слишком далеко заходит.
Элли почувствовала жгучее желание заткнуть ему рот, чтобы с его лица сошло наконец это снисходительное выражение. Для этого было бы достаточно поведать ему правду. Но она пойдет другим путем.
– Забота о ребенке – совсем не мучение, Бен. – Так, теперь едва заметная улыбка и терпеливо покачать головой. Из нее тоже могла бы получиться неплохая актриса! – Люди, которые не хотят иметь детей, ошибаются, так как не понимают, что теряют. Зачать ребенка с кем-то, кого ты любишь почти до безумия… – Еще одно движение головой – и несколько прядей легкой прозрачной завесой падают на лоб. Теперь придать лицу мечтательное выражение. – Это полностью меняет твою жизнь, ты уже не такая, как раньше. Дни, когда ты думала только о себе, навсегда уходят в прошлое. – Пожалуй, хватит, не стоит перегибать палку. – Как я уже сказала, если с тобой такого не происходило, ты все равно не поймешь…
Бен ответил не сразу. Он сидел напротив, пряча глухую боль, которую вызвали ее слова, и боясь самому себе признаться в жгучей ревности, сжигавшей его. Он не спускал глаз с лица Элли.
Тишина длилась так долго, что Элли снова начала волноваться. Воздух вокруг них, казалось, сгустился, вобрав в себя все те противоречивые чувства, которыми были полны эти двое, – страх и неуверенность, ненависть и нежность. И острое сексуальное желание. Наконец Бен встал и сделал движение к двери, собираясь уйти. Она перевела дыхание.
– Я уверен, что все, что ты сказала, – правда. Ни один человек, у которого нет детей, не способен понять этого. Но здесь есть опасность. Я думал, что будет полезно немного расслабиться, нельзя же быть все время в напряжении. Сегодня вечером мы сделали все, что только могут даже самые заботливые родители.
– Что? – Что он там говорит «заботливых родителях»? – Что ты хочешь этим сказать?
Бен обреченно вздохнул.
– Я имел в виду, – сказал он устало, – что ты сделала все, что только может сделать заботливая мать для своего ребенка. И ты выглядела совершенно счастливой, пока в один прекрасный момент вдруг не запаниковала неизвестно отчего, и мы понеслись назад как угорелые. Осмелюсь предположить, что когда-нибудь твоя чрезмерная забота может повредить Чарли. Она вырастет неженкой и…
Любая критика ее материнских качеств вызывала в Элли яростный протест.
– Минуту назад ты утверждал, что я разъезжаю по заграницам, вообще не думая о Чарли.
Бен только улыбнулся и пожал плечами. Как знаком был ей этот жест!
– Что ж, тебе видней. – Ей уже не хотелось, чтобы он уходил. – Я злился на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42