В этот день в Серединном царстве не зажигали огня, не варили кушаний: все строго чтили Ханьшицзе - День холодной пищи.
На площади Синего дракона бродячий певец собирал многочисленную толпу, пел дребезжаще, тоскливо:
- "Постигло горе цзиньского князя Вэня, будущего могущественного богдыхана: страдал он от завистливых недругов, томился в изгнании. Сопровождала его небольшая кучка самых преданных слуг. Среди них отличался человек Большое Сердце - Цзе. Кругом простиралась пустыня, никто не находил ни воды, ни пищи. Будущий богдыхан ослаб от голода и упал на песок.
"Погодите, - спокойно сказал Цзе, - я вам сейчас принесу пищу".
Цзе вернулся слабый и бледный, но принес кусок зажаренного мяса, вкус которого будущий богдыхан нашел великолепным.
Цзе спас жизнь Вэня, насытив его... собственным мясом..."
Вещий певец смолк, закашлялся, крутил высохшей облезлой головой. Толпа терпеливо ожидала.
Старик с трудом разжал спекшиеся губы, поднял воспаленные веки и продолжал:
- "Тень и та убегает, убежали и горькие дни: Вэнь стал могущественным богдыханом, он торжественно въехал в столицу и расположился во Дворце цветов. Всех своих верных слуг сделал он начальниками, министрами, сановниками.
Забыл богдыхан лишь о Цзе: он не попал ему на глаза.
Один из новых министров осмелился напомнить богдыхану:
- Вы забыли, государь, человека, который кормил вас собственным мясом.
- Да, это правда, я виноват! Пришлите сюда Цзе.
Всюду искали Цзе, но его нигде не оказалось. Богдыхан узнал, что Цзе с матерью ушел на гору Мянь-шань. Он собрал приближенных и отправился на гору. Цзе не показывался, на зов не отвечал. Богдыхан разгневался, потерял терпение:
- Неужели нет сил заставить его выйти?
- Есть верный способ, - ответил злой мудрец, - которым заставляют выйти из леса любого зверя.
- Какой?
- Стоит только зажечь кустарник, и дым заставит его выйти...
- Зажигай!.. - закричал богдыхан.
Вмиг обгорела гора, почернели скалы, пепел покрыл землю. Но Цзе никто не видел. По пеплу дошли до вершины горы и нашли там два обгоревших трупа. С тех пор народ чтит память преданного долгу человека: в день Ханьшицзе никто не осмелится зажечь огонь, проглотить кусок горячей пищи".
Толпа разлилась по улицам.
Дряхлый певец шагал, стукал клюкою о булыжник. Вновь собрал большую толпу и вновь стал славить Цзе, но народ ждал другого. Тесно обступив певца, люди жадно просили, чтоб пропел он стихи защитника бедных, бессмертного Бо Цзюй-и. Певец зорко оглянулся, вскинул руки над головой, замахал ими, как птица крыльями, и запел:
...Колосья зерном не успели налиться,
Все они, не созрев, засохли.
Старший сборщик все это знает,
Но не просит снизить поборы.
За податью рыщет, налоги тянет,
Чтоб видели его старанье...
...С наших тел
Сдирают последний лоскут!
Из наших ртов
Вырывают последний кусок!
Терзают людей, отбирают добро
Шакалы и злые волки!..
Из-за угла выбежали солдаты богдыхановской стражи с копьями и ножами. Толпа дрогнула, певец умолк. Размахивая мечом, начальник разгонял народ, злобно кричал:
- Я заткну поганый рот этому каркающему ворону! Где он? Пусть пройдется мой меч по его дохлой шее!..
Начальник бегал, вынюхивал, выискивал, за ним спешили солдаты. Толпа рассеялась, а певец исчез, словно его никогда здесь и не было.
День гас. Пыль медленно садилась на деревья, на крыши. Смолкли птицы. Шум улиц еще висел над городской стеной. Вот все стихло. Тень прикрыла землю теплым пологом. Сияли бесчисленные глаза неба - звезды. Луна купалась в седом озере, зажигала стволы бамбука, золотые крыши холмов.
Опустилась синяя ночь, влажная, душная. Аромат цветов и трав пьянил, кружил голову.
Русский посол, Николай Спафарий, спать не ложился: нетерпеливо ждал утра, ждал представления богдыхану. Посол сидел у черного лакированного столика. Вздрагивало перо, прыгая по шершавому листу, узорчатая нить ложилась в строчки, скупые и строгие. Посол бережно записывал, что узнал, подсмотрел, подслушал о жизни, о делах неведомых доселе желтолицых обитателей призрачного Серединного царства. Здесь все заперто наглухо крепкими замками скупого молчания. Здесь с безумным старанием скрываются от чужих глаз даже самые безобидные мелочи.
Спафарий отложил перо. Отодвинул резное оконце. Хлынула теплая сырость, ворвались запахи трав и цветов: острые, терпкие, непривычные. Запахи дурманили, кружили голову.
Спафарий оконце захлопнул: "Дурно благовоние, душе непотребно..." Опустился на сиденье, задумался, вспомнил обиды, нанесенные ему людьми богдыхана.
Обиды тяжкие: две недели тому назад посла позвали ко двору богдыхана. Посол собирался старательно: мылся, надевал новые одежды, мазал голову душистым маслом. К богдыхану посла не пустили, заставили отбивать поклоны неведомо кому. Из-за шелкового занавеса, через своего приближенного, богдыхан задал три вопроса:
- Каково здоровье русского царя? Сколько ему лет? Давно ли царствует?
Получив ответы, богдыхан удалился, а Спафария отвели на посольский двор. Опять потянулись тягостные дни ожидания.
Вежливые и льстивые богдыхановы сановники приносили послу тысячи извинений, указывали такие важные причины, что посол, потерявший всякое терпение, готов был поверить. Уходя, сановники низко клянялись и твердили: "Ханьшицзе, Ханьшицзе..."
Спафарий решил: самая важная причина - неизвестный Ханьшицзе, бросился к столу, торопливо внес в дневник новое, пойманное мудреное слово.
Наступил день представления богдыхану. За два часа до рассвета за Спафарием приехал празднично разодетый китайский чиновник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69