– Нет, – решительно мотнув головой, сказал Джордж Толбойз, – прежде, чем мы куда-нибудь пойдем, прежде, чем я побреюсь, и прежде, чем мы перекусим, я должен зайти в кофейню на Бридж-стрит, что в Вестминстере: там меня ждет письмо от жены.
– Тогда я пойду с тобой, – сказал Роберт. – Так ты женат? Господи, какая глупая шутка!
И они отправились на Бридж-стрит.
– Я построю виллу на берегу Темзы, Боб, – с жаром воскликнул Джордж. – Построю для женушки и для себя. А еще, дружище, у меня будет яхта, и ты сможешь нежиться на палубе и курить трубку, а моя женушка будет играть на гитаре и что-нибудь напевать. Она у меня ужасно похожа на… Забыл, как их зовут, но это те, которые смутили беднягу Одиссея и чуть было не совратили его с пути истинного. (Бедняга Джордж был явно не в ладах с мифологией.)
Официанты из вестминстерской кофейни с удивлением уставились на бородатого посетителя – глаза ввалившиеся, платье колониального покроя, возбужденного, бурного, шумливого.
– Я частенько захаживал в ваше заведение, – сказал Джордж Толбойз, – захаживал в прежние времена, когда служил в драгунах. Пожалуйста, бутылку содовой, а также письмо на мое имя.
Официант принес молодым людям заказанную бутылку.
– А письма для вас нет, сэр, – сказал он.
Джордж побледнел.
– То есть как это нет? Может, вы не расслышали мою фамилию? Называю по буквам: т, о, л, б, о, й, з. Сходите и поищите. Письмо непременно должно быть.
Официант пожал плечами и вышел из комнаты. Через три минуты он вернулся.
– На полке для корреспонденции только три письма, сэр, – сказал он. – Для Брауна, Сандерсона и Пинчбека. Ничего похожего на Толбойза, сэр.
Молодой человек молча выпил стакан содовой, затем положил локти на стол и закрыл лицо руками. Весь его вид выражал неизбывное горе, и Роберт Одли, чувствовуя это, не решился обратиться к нему с вопросом.
Мало-помалу Джордж пришел в себя. Подняв глаза, он машинально вытащил из кучи лежавших тут же журналов захватанный экземпляр «Таймс» суточной давности и устремил стеклянный взгляд на первую страницу.
Там, где помешают списки умерших, его внимание привлек один абзац. Он долго смотрел на него – как долго, я и сама не знаю, и, когда подтолкнул газету в сторону Роберта Одли, был настолько бледен, что этого не мог скрыть даже колониальный загар.
Не промолвив ни слова, он указал пальцем на строчки, где было напечатано следующее:
«24-го числа текущего месяца в Вентноре (остров Уайт) в возрасте двадцати двух лет скончалась Элен Толбойз».
5
НАДГРОБНЫЙ КАМЕНЬ
Именно так, черным по белому, и было напечатано: «Элен Толбойз, двадцати двух лет». Когда десять дней назад на борту «Аргуса» Джордж поклялся гувернантке, что покончит с собой, если с его молодой женой стрясется какая-нибудь беда, он искренне верил, что поступит именно так и не иначе. Теперь же, когда худшее случилось, он сидел, оцепенелый и беспомощный, тупо уставясь на испуганное лицо своего друга и не в силах что-либо предпринять.
Горе ошеломило его своей неожиданностью. Сначала все, что он видел вокруг себя, предстало перед ним, поражая неестественными пропорциями, потом предметы, превратившись в темные пятна с размытыми очертаниями, один за другим провалились в жуткую бездну, потом раздался шум, словно разом заработали полдюжины механических двигателей. Этот шум погасил последние проблески его сознания, и он ощутил лишь одно: кто-то или что-то тяжко опустилось на землю и навеки скрылось в ее бездонном чреве.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит на низкой железной кровати у открытого окна. На подоконнике – ваза с цветами и клетка с двумя-тремя птицами; за окном – вечер и тишина, которую нарушает лишь дробный стук колес о мостовую, доносящийся откуда-то издалека.
Он с изумлением осмотрелся. Перед ним, попыхивая трубкой, сидел Роберт Одли.
– Не желаешь ли трубочку, Джордж? – тихо спросил он.
– Нет.
Некоторое время он лежал, поглядывая на цветы и на птиц: одна из канареек пела прощальный гимн заходящему солнцу.
– Может, птицы тебя раздражают, Джордж? Хочешь, вынесу клетку из комнаты?
– Не надо. Мне нравится, когда они поют.
Роберт Одли, выбив пепел из трубки, положил ее на каминную доску и, выйдя в соседнюю комнату, тут же вернулся с чашкой крепкого чая.
– Выпей, Джордж. От этого голова у тебя прояснится, – сказал он, ставя чашку на маленький столик в изголовье кровати.
Джордж, медленно обведя комнату глазами, взглянул на озабоченное лицо своего друга.
– Боб, – сказал он, – где мы?
– У меня в кабинете, в Темпле. Жить тебе негде; оставайся пока здесь.
Джордж потер лоб и неуверенно спросил:
– А газета… Нынешним утром… Что это было?
– Выбрось из головы, дружище. Выпей-ка чаю.
– Да-да, – воскликнул Джордж, приподнимаясь на локтях и озираясь ввалившимися глазами. – Теперь я вспомнил. Элен, моя Элен! Женушка моя дорогая, любовь моя единственная! Мертва! Мертва!
– Джордж, – сказал Роберт Одли, мягко дотронувшись до руки молодого человека, – та, о которой написано в газете, может быть, вовсе и не твоя жена. Она вполне может оказаться другой Элен Толбойз.
– Нет, нет! – страстно возразил Джордж. – Возраст совпадает, а фамилия Толбойз встречается не так уж часто.
– Но, может, в фамилии допустили опечатку, написали «Толбойз» вместо «Толбот»?
– Нет, нет, нет! Моя жена мертва!
Он отбросил руку Роберта, пытавшегося удержать его, и, поднявшись с кровати, направился к двери.
– Ты куда?
– В Вентнор, взглянуть на ее могилу.
– Но не ночью же, Джордж, не ночью! Утром мы отправимся туда первым же поездом.
Роберт проводил друга до постели и снова уложил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17