Его позвали туда, это беспорядочное нагромождение слов, отпечатавшихся на бумаге, и подпись «Твоя любящая свинка». И Фонс понял, что это Кейт Делмейн написала письмо любимому человеку, умоляя о встрече перед разлукой и что Рэннок выполнил ее желание.Но возникали и другие вопросы и, упорствуя в своем желании докопаться до истины, Фонс отправился в лучшую гостиницу Саутхэмптона, снял номер и заказал обед в кафе в старомодное время – в шесть часов вечера. Но перед обедом он заглянул к следователю по делам, связанным с предумышленными убийствами, который был также семейным поверенным, и тот рассказал ему все, что мог, о расследовании в Редбридже, о котором упоминалось только в местной газете.Так как Фонс отрекомендовался профессиональным сыщиком, следователь высказал свое Мнение совершенно свободно и откровенно:– Я пришел к выводу, что это было убийство, зверское убийство. Фирменные брючные пуговицы теперь в моей коллекции криминальных улик. Имя портного – Дэш, с Сэвил Роу. Но это означает, что жертва – человек иногородний: мы, жители Саутхэмптона, на Сэвил Роу свое платье не заказываем.Имя модного портного было единственной ниточкой, связывавшей безымянное мертвое тело с миром живых, единственным ключом к установлению личности.В шесть вечера в кофейной было пусто и Фонс с удобством пообедал, сидя за маленьким столиком у огня, и там же получил возможность поговорить наедине с главным официантом. Тот с молодости служил в гостинице и обладал тем глубоким запасом знаний, который кажется особым достоянием только главных официантов и гостиничных портье. Портье видят больше народу, зато официантам свойственна большая наблюдательность и тонкость ума.Фонс начал расспрашивать, высказав сразу же смелую догадку:– Вы помните, конечно, даму и джентльмена, которые обедали здесь в прошлом марте, вечером в пятницу, высокого красивого мужчину и очень красивую женщину? На следующий день он должен был отплыть в Нью-Йорк.– У нас обедает много людей, отправляющихся в Нью-Йорк, сэр, это, главным образом, американцы, которые желают осмотреть окрестности, но я действительно припоминаю одного такого джентльмена, который обедал здесь прошлой весной. И помню по одной особой причине: он снял спальный номер, но ночевать не пришел и оставил также несессер из крокодиловой кожи, который по сей день никто не востребовал.– Вы помните его наружность? Может быть, узнали бы его по фотографии?– Думаю, что узнал бы, сэр. Я обычно не забываю лица людей, которых обслуживаю, разве только тех, кто зашел выпить стаканчик и сразу ушел.Фонс достал свой вместительный бумажник, в котором лежало с полдюжины фотокарточек. Выбрав одну, он показал ее официанту.– Это тот человек?– Нет, сэр, совершенно на него не похож. Фонс показал еще один снимок.– Нет, сэр.Фонс достал остальные четыре и разложил их на столе. И квадратный указательный палец официанта уперся в фото полковника Рэннока:– Вот этот человек, сэр.– Хорошо! А теперь расскажите все, что можете припомнить, об этом человеке и леди, которая была с ним. Не торопитесь. Я здесь пробуду весь вечер.– Да, собственно, не о чем говорить, сэр, вот разве чудно, что он не вернулся в гостиницу. Понимаете, сэр, дело было такое. Он и она приходят после восьми вечера. Он подает мне свои вещи и говорит, чтобы я заказал ему комнату, а сам приказывает подать обед, все, что есть лучшего, и чтобы самым скорым образом, и чтобы все отнесли в отдельный кабинет. Я ему подаю винную карту, и он заказывает бутылку шампанского, и они тихо-спокойно обедают, одни в кабинете. Я смотрю, она вроде чем-то расстроена, и слышу, что он уезжает в Нью-Йорк завтра и потом едет на Клондайк. После того, как я сервировал обед, он велел мне уйти, и я понимаю, что им надо поговорить вдвоем, но, когда я им принес десерт, сладкий пирог, который они даже не попробовали, и сыр, я слышал, как она уговаривала его пройтись после обеда по берегу. Ему вроде бы не хотелось идти, но она очень просила и сказала, что у нее голова раскалывается, и, наверное, ночной воздух пойдет ей на пользу. И она вправду выглядела очень плохо, белая, как мел, и веки от слез покраснели.– Ну и, наверное, они пошли вместе?– Да, они выпили кофе и ликер, она две рюмки выпила, и потом они ушли. Было, наверное, уже одиннадцать, потому что они долго обедали, и ночь была темная, хоть глаз выколи. Если они не знали здешних мест, то и в воду могли попасть, но, что было потом, мы не знаем, мы их больше не видали, и хозяин потерпел убыток на два обеда и бутылку шампанского. Но у нас остался крокодиловый чемоданчик, и даже, если в нем битый кирпич, он все равно стоит три или четыре соверена, любому можно продать за эту цену. И если этот джентльмен не вернется в конце года, мы дадим объявление, что, как невостребованная вещь, он будет продан в возмещение убытков.– Неужели вам ни разу не приходило в голову, что с джентльменом кто-то сыграл дурную шутку, что могло случиться что-то неладное?– Ну, нет! Она же с ним была, понимаете. Вряд ли можно убить сразу двоих и чтобы никто об этом не узнал. Нет, я думаю, он просто бежал с чьей-нибудь женой или еще удрал какую-нибудь штуку, и они вместе отплыли на Джерсейские острова пароходом, который отправляется в полночь.– И больше с той самой ночи вы обо всем этом не думали?– Знаете, сэр, это не мое дело думать обо всем таком. Я, благодарение Богу, не сыщик какой-нибудь.Сидя в кофейной у огня, Фонс задумчиво выкурил сигарету и в десять часов отправился спать. На следующее утро, рано позавтракав, он пошел бродить по берегу, с одной стороны огражденному остатками старой городской стены и зданием Морского вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60