Он проводил ее до кареты, но, прощаясь, не просил позволения навещать ее.– Я скоро уеду, – сказал он, – но, надеюсь, осенью мы с вами встретимся.– Вы уезжаете за границу?– Да, наверное, но я еще не решил, куда. Я напишу вам оттуда, где буду, если позволите.– Буду рада вашему письму, – сказала она ласково, – я очень рада, что мы снова друзья. – И на этом они опять обменялись крепким рукопожатием и расстались, почти признавшись друг другу в любви.Грейс вернулась домой, сияя от радости. Он всегда ей нравился. Его холодность уязвляла ее в самое сердце. Но теперь он снова был у ее ног, и она уважала его за былую холодность и отчужденность. Корыстолюбец использовал бы к своей выгоде то, что общество ее отвергло, он бы еще усерднее преследовал ее, пока над ней тяготело осуждение. И ее трогало то, как Холдейн сразу сдался на милость, не в силах противиться ее обаянию, взгляду, голосу, которые он так любил. И еще – как он не смел встретиться с ней и мучился сомнениями. ГЛАВА 8 Профессия мистера Фонса, особенно с тех пор, как он оставил Скотланд-Ярд, заставляла его общаться преимущественно с людьми из высших классов общества. К его услугам обращались в самых деликатных ситуациях, что позволило ему ближе узнать некоторых из наиболее сильных мира сего и государства и он знал Книгу Пэров так же хорошо, как если бы его собственное имя было начертано на этих золотых скрижалях.Его клиенты-аристократы оставались довольны: он был столь же доброжелателен, сколь проницателен и достоин доверия. Он никогда не приводил в смущение избранных мира бестактными намеками. Он относился снисходительно к самым неприглядным поступкам, когда обсуждал их с семьей провинившегося. Он мог обратить отцовский гнев в жалость, и мошенничество представало в глазах раздраженного родителя как проявление юношеской ветренности, проистекающей из недостатка ума, а не моральной ущербности. Но он всегда был на страже правды и справедливости и призывал к великодушию, если дело касалось женщины. Если надо было восстановить справедливость, если дело шло о нарушении обещания, Фонс становился защитником жертвы. Его такт умиротворял уязвленную родительскую гордость и позволял мужу вернуть себе самоуважение, если ему изменила жена. Люди любили Фонса, клиенты верили ему и открывали сокровенные семейные тайны, прося совета и помощи. Он был хорошо знаком с жизнью мужской половины общества и среди наиболее испорченных его чад числил и Ричарда Рэннока, полковника Ланаркширского полка в отставке. Покинув Гровенор-сквер с тщательно запечатленной в памяти историей леди Перивейл, причем для этого ему не потребовались записи, способствующие лучшему запоминанию, он был почти убежден, что клевета, от которой пострадала миледи, была следствием сознательного вероломства ее отвергнутого поклонника. Фонс знал, что Рэннок способен на жестокие и нечестные поступки, каких он немало совершил в течение своей внезапно прервавшейся карьеры. В этих случаях Рэннок был беспощаден, как ястреб на голубятне. Фонсу было известно финансовое положение Рэннока, а оно в последние десять лет стало просто отчаянным. Каким-то образом он ухитрялся заводить дружбу с молодыми, знатными и состоятельными людьми, известными своим простодушием и доверчивостью. Изменчивый, непредсказуемый в поступках Рэннок вел себя как ловец людей. Его зоркий взгляд все видел, а голодный клюв всегда угрожал ничего не подозревающей жертве.Теперь Фонсу надо было прежде всего найти женщину. Когда он узнает, кто она, можно будет заняться мужчиной. И в Алжир он прибыл без всякого промедления, с ближайшим поездом и пароходом. Чувствуя себя столь же свободно в Африке, как на Чэринг Кросс, он, сойдя с парохода, неспешно шел под полуденным солнцем по улице, сверкающей яркими красками. Придя в гостиницу, он выбрал себе комнату, пройдя по гулкому от пустоты коридору, где слышался только комариный писк, быстро совершил туалет и с гладковыбритым подбородком, в белоснежной рубашке и тщательно вычищенном сюртуке, расположился в приемной француза-администратора.Управляющий уже знал мистера Фонса, который прошлой осенью останавливался на неделю в его гостинице, действуя в интересах обманутого супруга, чья высокородная жена, танцуя с возлюбленным на балу, так беспечно ускользнула из мужнего особняка, словно побег был не более, чем новая фигура в котильоне.Фонс выследил бедняжку леди в этой самой гостинице. Она пряталась в шкафу за грудой надушенных нижних юбок и кружевных блуз. И, найдя, сразу же вернул домой мужу, заплаканную и пристыженную, но провинившуюся перед ним только неразумной эскападой, что тот в состоянии был простить.Она рассталась со своим возлюбленным в Марселе. Он должен был добираться до Алжира другим пароходом, чтобы сбить преследователей со следа. Но его пароход опоздал с отплытием, а она очутилась в алжирской гостинице одна, и, когда Фонс ее обнаружил, казалась перепуганной до смерти.Управляющий был в восторге от новой встречи с английским сыщиком, протянул ему свой портсигар и предложил что-нибудь выпить. От сигары Фонс никогда не мог отказаться, но пил редко:– Merci, mon ami Благодарю, мой друг (фр.).

– я позавтракал на пароходе полчаса назад. – И сразу же приступил к делу.Он ничего не скрыл от мсье Луи, который был очень сообразителен и умел держать язык за зубами.Такой-то и такой-то господин, – последовало точное описание полковника Рэннока, – жил в гостинице в прошлый туристический сезон, точная дата неизвестна, но это могло быть до Рождества, хотя могло быть и в любое другое время, вплоть до апреля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60