И лейтенант понял, что Катерина никогда не ела шоколада, даже не знает, как его есть.
– Дай-ка, - он отобрал у нее плитку. - Вот гляди, нажмем здесь, и выползет… - Он нажал на край, из-под обертки высунулось что-то блестящее.
Катерина смотрела во все глаза.
– Берись за серебряную бумажку. Тащи. Тащи, тащи, не бойся. Катерина осторожно потянула за блестящий край и вытащила серебряный прямоугольник. А красавица осталась в пальцах дяди Гены цела и невредима.
– Теперь разворачивай. Вот так. - Каруселин помог девочке развернуть обертку, отломил кусочек шоколада. - А это клади в рот.
Катерина подержала немного коричневый кусочек, рассматривая его, потом положила на язык и зажмурилась.
– Конфета! - произнесла она удивленно и восторженно.
– Конфета. Называется шоколад.
Подушечки Катерининых пальцев стали коричневыми, и она с удовольствием облизнула их коричневым языком.
Вернувшийся домой Василь долго стучал. Катерина не открывала. Заснула, что ли?
Дверь открыл бородатый дядька. В сумерках Василь не узнал лейтенанта, спросил глупо:
– Вам кого?
– Ты стучишь. Тебе кого?
Засада? Бобики? Где Катерина?
– Подайте Христа ради сироте убогому… - тонким жалостным голосом на всякий случай затянул Василь. А сам вслушивался в каждый шорох за дверью: где Катерина?
Бородатый схватил его за ворот латаного полушубка и втащил в дверь, буркнув строго:
– Зима на дворе!
Василь дернулся, но бородатый держал крепко.
"Так… Что они могут знать?… Ничего… Просто пришли… Верно, по квартирам ходят… Рыщут… Дома ничего такого нет, хоть печку разбирай… Как пришли, так и уйдут. Где Катерина?"
Бородатый протащил его через прихожую и втолкнул в комнату.
Катерина склонялась над тазиком с водой, который стоял на табуретке, полоскала коричневые пальцы и терла ими огромный коричневый рот.Василю показалось, что это кровь.
– Тебя били? - встревоженно воскликнул он.
– Шоколад ела. Конфету такую… Ба-альшую.
Василь недоуменно повернулся к бородатому и только теперь узнал Каруселина.
– Товарищ лей… Дядя Гена!… Вы откуда?
– Значит, подать Христа ради?… - засмеялся Каруселин.
– Это я так… На всякий пожарный… Думал, бобики с обыском, полицаи.
– Ну, здравствуй, племянник.
Они обнялись.
– Издалека? - спросил Василь.
– Отсюда не видать. Вы-то как живете?
– А, лучше всех, кто хуже нас. Вы к нам надолго?
– Утром уйду. Дела. Толик-то как?
– Как все. Мать на немцев стирает. Жить-то надо!
– Сгоняй-ка за ним. Дело есть.
– Хорошо. А до фронта дошли? - тихо спросил Василь.
– Поговорим еще. Сейчас везде фронт. Где с фашистом столкнулся, там и фронт. Давай-ка по-быстрому.
– Василек, ты куда? - строго спросила Катерина, видя, что брат опять уходит.
– На кудыкину гору.
– Зачем?
– У Кудыки соль занять. Скоро вернусь. А ты с дядей Геной побудь. Расскажи ему чего.
Возвратился Василь с Толиком. Вскипел чайник. Каруселин достал из мешка трофейные рыбные консервы и жесткие квадратные галеты. Сахару не было. Вместо чаю заварили сушеных яблок. В комнате запахло осенним садом.
Разговаривали о том о сем. Мальчишки вспоминали школу. Жалели, что не сходили за Златой. Но Каруселин послал Василя за одним Толиком, и он к Злате не пошел.
Потом Катерина закапризничала, не хотела ложиться спать. Пришлось на нее прикрикнуть. Василь уложил ее в постель. Она долго притворялась, что спит, и не заметила, как уснула.
Мужчины сидели за столом, облокотившись о столешницу локтями и близко сдвинув головы.
Лейтенант Каруселин объяснил, что они включаются в очень серьезную операцию. Поначалу она может показаться легкой: получил, отнес, отдал. А если всерьез подумать - не простая операция. И опасная. Нужны выдержка, ловкость. Нужно уметь молчать. Уметь идти на разумный риск, а надо - и затаиться, переждать.
Начиная с этого момента Великие Вожди становятся партизанами-подпольщиками. Партизанский штаб им верит и возлагает на них большую ответственность. Необходимые сведения, документы, деньги для борьбы пойдут через их руки. Это сердцем надо понять.
– Мы не подведем, товарищ лейтенант, - твердо сказал Василь.
– Не подведем, - как клятву, повторил Толик.
– А лейтенантом меня назвал, - укоризненно покачал головой Каруселин.
– Это я для крепости. Больше не буду, дядя Гена.
– А Злата? - спросил Толик.
– Чем меньше людей будет знать об операции, тем она надежней.
– Да Злата… - начал горячо Толик.
– Понимаю, что ты хочешь сказать. Конечно, она своя, она, и под пыткой не выдаст. Но ведь и я не все знаю. Знаю ровно столько, сколько знать должен. Конспирация - сложная штука. Слыхали про такое?
– Это чтобы все шито-крыто, - сказал Василь. - Как в кино. Видали "Ленин в Октябре"? Он щеку завязал и едет в трамвае, будто просто рабочий. Конспирация!
– Вот-вот. А вы должны быть просто ребятами. Чтобы никто даже предположить не мог, что вы - партизаны. Это, братцы, фронт.
Каруселин подробно проинструктировал ребят, что каждый должен делать, куда идти, с кем и о чем говорить. И еще предупредил, если вдруг встретят кого из знакомых, ничему не удивляться. Чтоб все выглядело как есть.
Лейтенант ушел, когда кончился комендантский час.
Василь протопил печку, дождался, пока проснется сестренка, накормил ее остатками вчерашнего пира, строго-настрого велел сидеть дома, надел свой залатанный полушубок, старые сношенные валенки и такую же старую ушанку и направился на биржу труда.
Биржа помещалась в каменном двухэтажном доме недалеко от городской управы. Окна первого этажа были прихвачены металлическими решетками.
Василь долго обивал валенки о порожек. Потом вошел в пустынный зал с темным, зашарканным полом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101