Черт бы их всех побрал: и войну, и начальство! Ах, Индия, Индия!…
Еще больше вымерзал Кляйнфингер, когда нес патрульную службу. Печку с собой не потащишь! Нарушая устав, он напяливал под белье, на голое тело, женскую кусачую шерстяную кофту, обматывал голову и шею толстым шарфом, из-за чего каска держалась на самой макушке и в любой момент могла свалиться.
Прекрасные сапоги пришлось поменять на старые, но большие размером. Каждый норовит поживиться за твой счет! Правда, в старые сапоги можно было сунуть ноги в двух парах носков да еще накрутить портянки из разорванной пополам другой женской кофты. Здоровье дороже сапог!
И все же Кляйнфингер чувствовал, что вымерзает. И когда он совсем уже было отчаялся, ему повезло. Он встретил немчиков, тех самых близнецов, что искали осенью мамахен. Тогда еще лил этот мерзкий российский дождь и мальчишки были такими грязными! А сейчас на них ладные полушубочки, валенки и меховые шапки с длинными ушами. Таких шапок он еще не видывал. И спервоначалу не узнал мальчишек.
Он остановил их на улице, потребовал аусвайсы и, чего греха таить, уже стал примеряться к их шапкам. Рейх нуждался в теплой одежде. И Эльза была бы довольна.
И тут один из мальчишек сказал обрадованно:
– Здравствуйте, господин Кляйнфингер! Как ваше здоровье? Помните, осенью мы искали маму?
– Видать, нашли, - сердито буркнул Кляйнфингер.
– Нашли. И привет от вас передали.
– Отмыла она вас, - с досадой произнес Кляйнфингер.
У мальчишек оказались пропуска для входа в гостиницу "Фатерлянд" и для хождения во время комендантского часа. Прощайте, меховые шапки с такими славными длинными ушами!
– А где же ваша мама? - спросил Ганс.
– Наша мама владелица "Фатерлянда", - ответил один из мальчишек.
– И ресторана, - добавил другой с вызовом.
– О-о… - только и смог произнести Кляйнфингер, потому что при слове "ресторан" во рту появился вкус баварского пива. - Ваш большой друг Кляйнфингер вымерзает в этой забытой богом России, - добавил он печально.
– Да что вы, господин ефрейтор! - воскликнул один из мальчишек.
– Нутро вымерзает, - пожаловался Кляйнфингер. - Я постепенно испаряюсь. Вот как мое здоровье. Скоро стану хрупким, как сосулька, и сломаюсь. У меня уже все суставы скрипят.
Он потоптался на месте, и в самом деле раздался скрип. То ли снег заскрипел под сапогами, то ли и верно суставы.
Мальчишки переглянулись, шмыгнули в ближайшую подворотню и поманили за собой немцев. Когда Кляйнфингер и Ганс подошли, один из мальчишек сказал другому:
– Доставай, Пауль.
И тот, другой, вытащил из кармана полушубка бутылку с мутноватой жидкостью.
– Хлебните.
– Что это? - Кляйнфингер взял бутылку и встряхнул ее.
– Шнапс, - сказал Пауль.
– Самогон, - добавил брат.
– О-о… - Кляйнфингер вытащил зубами пробку, перехватил ее рукой в варежке, хлебнул из бутылки, задохнулся и почувствовал, как жидкость обжигает желудок. Вот!… Вот чем можно восстановить вымерзающее тело! Он хлебнул еще и передал бутылку Гансу.
Тот тоже глотнул. Глаза его на мгновение остекленели.
– И… много… у вас… этого? - спросил Кляйнфингер.
– Бывает, - ответил Пауль. - Мы достаем для господ офицеров. Много обмороженных. - Он решительно отобрал у Ганса бутылку. - Придется долить воды. А ведь это нехорошо, а, господин Кляйнфингер?
– Я тоже без пяти минут офицер… Кто знает!…
– Конечно, господин Кляйнфингер.
– Вы настоящие парни и настоящие немцы. И помните, у вас есть верный друг Кляйнфингер. Завтра мы дежурим у шлагбаума.
Мальчишки снова переглянулись.
– Мы постараемся добыть и для вас.
– Уж постарайтесь. А мы с Гансом в долгу не останемся. Сигареты, консервы…
– Сочтемся, господин Кляйнфингер, - сказал, улыбаясь, Павел.
Они расстались довольные друг другом. Кляйнфингер и Ганс потопали посередине мостовой, положив руки на висящие на груди автоматы. А Петр и Павел заспешили к гостинице. Мама не любила, когда они где-нибудь задерживались.
В городе было неспокойно.
Сгорел вещевой склад с новым обмундированием. На дорогах останавливались машины, кто-то ухитрялся сунуть в бензобаки кусочки сахара.
Исчезло бесследно несколько офицеров. Среди них полковник генерального штаба.
Служба штурмбанфюрера Гравеса с ног сбилась. Не нашли.
Сам штурмбанфюрер потемнел, осунулся. Усики стали еще светлее и совсем тоненькими, будто волос повылезал.
Аресты. Допросы. Раскаленные клещи, от которых несет паленым мясом. Плетки с кусочками свинца на хлестких концах… Кровь, кровь… И все без толку. Двужильные, что ли, эти русские?
Был отдан приказ: солдатам и офицерам в город выходить только группами и с оружием. Усилить патрульную службу. У гостиницы выставить часовых. Посторонних не впускать. Пропуска менять еженедельно.
И когда штурмбанфюреру Гравесу показалось, что принятые меры дали результат и в городе стало спокойней, в комендатуре рванула мина. В комендатуре, которая так охраняется!
Взрывом разворотило стену комендантского кабинета. Трое служащих убиты. Комендант и его помощник - в госпитале.
Штурмбанфюрер перестал появляться на улице. Садился в автомобиль во дворе своего заведения с двумя автоматчиками и даже один квартал до гостиницы, чтобы пообедать, проезжал, втянув голову в плечи.
Неспокойно в городе!
Павел и Петр прошли в гостиницу через кухонный вход, предъявив часовому пропуска.
Гертруда Иоганновна ждала их, сидя за письменным столом, зябко кутаясь в белый пуховый платок. Наконец-то мальчики вернулись!
– Извини, мама, мы немного задержались, - сказал Павел.
Они достали из карманов бутылки самогону, поставили их под вешалкой на пол, сняли полушубки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101