Киндер, обрадованный передышке, растянулся у их ног, часто дыша.
Переезд был узким, не разъехаться. Образовалась пробка. На шофера кричали, громче всех дежурная на переезде, пожилая женщина в ситцевом пестром сарафане и шлепанцах на босу ногу.
– Нашел место для ремонту! Скидайте его с рельсов к чертовой матери! У меня поезд идет!
Люди, военные и штатские, бросились к грузовику, намереваясь выполнить ее совет, столкнуть грузовик с рельсов.
Но тут из кабины на подножку вылез сержант, поднял над головой винтовку и выстрелил в воздух.
– Тихо, граждане! - крикнул он. - Полегче! Мы - взрывоопасные! У нас, может, динамит!
И так он это крикнул, что подбежавшие отшатнулись от грузовика. Кто его знает, еще взлетишь на воздух!
– Данамиту мне тут не хватало! - всплеснула руками дежурная, выхватила из футляра, болтавшегося на поясе, красный флажок и, раскручивая его на ходу, побежала по шпалам навстречу поезду.
Машинист увидел ее, подтормозил и остановил состав у переезда.
Шофер вылез из-под капота распаренный, словно в бане побывал. Яростно закрутил заводную ручку. Мотор несколько раз чихнул и затарахтел.
Разъяренная дежурная погрозила вслед машине кулаком.
Паровоз протяжно прогудел.
И тут Петр сообразил, что на поезде добраться до города можно быстрее, чем пешком.
– Садимся, Павка! - крикнул он брату.
Колеса стучали на стыках. Красные товарные вагоны, ускоряя ход, пробегали мимо. Уцепиться не за что. Ага, вот вагон с тамбуром, ступеньки…
– Ап! - крикнул Петр и, пробежав несколько шагов рядом с вагоном, прыгнул на ступеньку, ухватился за тонкий металлический поручень.
– Киндер! - крикнул Павел, схватил пса одной рукой за ошейник, другой под брюхо, поднял и бросил брату.
Киндер взвизгнул от неожиданности. Петр поймал его прямо за холку, сунул в тамбур.
– Я догоню, - крикнул Павел и побежал рядом с вагонами по мелким камешкам. Но вагоны шли быстрее. С ним поравнялся еще один вагон со ступеньками. Павел прыгнул, ухватился за поручень, подтянулся. В конце концов на бегущую лошадь прыгать не легче.
– Психи ненормальные! - крикнула им вслед дежурная.
А поезд набирал ход. Бежали мимо телеграфные столбы с белыми чашечками изоляторов. Деревянные избы в окружении зеленых картофельников. Лес. Поля. И снова лес…
Так и ехали братья в разных тамбурах.
Киндер жалобно скулил, не понимая, куда делся Павел.
Петр сидел на полу тамбура, опустив ноги на подножку, обнимал пса и прижимал его к своему боку. Пес был горячим, словно печка. Но отпустить его Петр не решался.
Черный дым от паровоза сносило назад, пахло жженым углем. На рубашку, руки, лицо садилась копоть. Глаза то и дело забивало какой-то мелкотой, и они слезились.
Киндер скулил. Он вообще не любил железной дороги. Она пахла разлукой. Каждый раз, когда цирк переезжал, его совали в вагон. Пахло вот так же гарью, железом, машинным маслом. И он долго-долго ехал один, без друзей, и тосковал, и плакал, и даже завывал от одиночества.
– Перестань, Киндер. Павел сел в другой вагон. Тоже едет. Мы все едем выручать маму, - сказал Петр псу и погладил его спину. - Маму.
Киндер тявкнул неуверенно.
– Да-а… Мы тоже еще не знаем, как ее выручать… - Петр нагнулся вперед и помахал брату рукой.
Павел ответил.
Состав, вздрагивая и гремя сцепками, остановился возле той самой платформы, где выгружали весной животных.
Братья с удивлением осматривались, не узнавая станцию. Вместо здания вокзала - груда закопченных развалин. Рядом - несколько разбитых обгорелых скелетов вагонов. Чуть дальше - паровоз, смятый, с развороченным боком. А за ним - переломанная надвое шея водокачки, будто огромная неведомая птица ткнулась клювом в землю.
– Идем, - позвал Павел.
Они вышли на улицу и побрели, озираясь по сторонам. Знакомые места и незнакомые. Стекла окон заклеены крест-накрест полосками бумаги. Некоторые дома разрушены, пусты и глядят на улицу черными окнами, будто слепые. Трамваи не ходят. Контактные провода кое-где оборваны, концы их свернулись кольцами на мостовой, как тонкие, изголодавшиеся змеи.
Прохожих мало. Лица хмурые, озабоченные. Многие с противогазами.
Навстречу прошагал отряд парней и девушек, одетых как попало, но у всех за плечами винтовки.
Откуда-то доносится рокот, гул, тревожный, несмолкающий. Братья прислушивались к этому непонятному гулу, и лица их становились хмурыми, обеспокоенными, как у встречных прохожих.
Киндер бежал рядом, поджимал хвост, шерсть на холке стояла дыбом. Он чуял опасность, но не мог понять, где она прячется. Не мог ухватить ее зубами.
– Что будем делать? - спросил Павел.
– Не знаю. Наверно, в НКВД надо идти. Ведь они забрали маму, а не милиция.
– Они, - согласился Павел.
Братья вышли к школе. В саду, за заборчиком, яблони сомкнулись стеной, загораживали здание. И - ни души, ни голоса. Только отдаленный рокот.
Возле гостиницы улица все еще была перегорожена. На перекрестке их остановил патруль. Парень и две девушки с красными повязками.
– Дома не сидится? - спросил парень сердито. - Марш в убежище!
– Нам нельзя, - ответил Павел.
– Мы - по важному делу, - вставил Петр.
– Дела у них!… Марш в убежище!
– Нам надо в НКВД, - сказал Павел твердо.
– Срочно, - добавил Петр. Дежурные переглянулись.
– Пусть бегут, - сказала одна из девушек. - Может, и верно дело.
– Давайте, - кивнул парень. - Только быстро. Обстрел.
Братья побежали.
Какой обстрел? Почему обстрел?
Киндер трусил рядом.
Вот и здание НКВД. Окна первого этажа прихвачены решетками. У подъезда с тяжелыми дверьми - часовой.
Братья остановились отдышаться, посматривали робко на дом, на решетки, на тяжелые двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101