"Русские- свиньи убирайтесь в свой свинарник". Нас не пытаются задержать и, быстро заменив тепловоз, отправляют в путь. Так мы доехали до Маката, а там, выделив угля, воды и даже кое-что из хлеба и пищи, эшелон погнали в Актюбинск.
Только в Актюбинске, мы вздохнули свободней. К русским относились доброжелательно Два дня мы отдыхали. Нас кормили из общего котла, мы отмылись в русских банях и вскоре эшелон отправили в Мартук последний казахский город перед русской границей. И тут опять началось.
Казахская таможенная служба трясла весь эшелон. Они появились и у нашего вагона.
- Ваши паспорта, - вежливо попросил таможенник.
- Сейчас.
Я вываливаю из чемоданчика часть денег на нары, оставшиеся прикрываю документами.
- Пожалуйста, - протягиваю ему чемоданчик, - здесь декларации, все.
Таможенник сначала недоуменно смотрит на чемоданчик, потом пристроив его на нашем полу, рассматривает содержимое чемодана, вытаскивает документы и протягивает мне.
- Это мы все проверили, а остальные документы возьмем с собой для досмотра. Пошли, ребята, дальше.
Остальные документы были деньгами.
В нашем вагоне никто не спит. Мы едем по русской земле. Ольга, ее мать, закутанная в платок, и я сидим возле печурки и чокаемся кружками с чаем.
- За возвращение, - говорит Ольга.
Горячий чай чуть пахнет мятой.
- Мы-то проехали, а какого-то им...?
Женщины понимают про кого я говорю.
- Как же так, почему все народы сошли с ума? - спрашивает мама Ольги.
- Не знаю. Мы вместе прошли тяжелую войну, испытали трудности, лишения, нужду, сообща строили каналы, заводы, больницы и здания, влюблялись и ссорились и одним росчерком пера вдруг разделились. Стали чужими и ненужными, оставив тысячами на этих землях, могил с предками. Эта бацилла национализма одним махом вошла в сознание людей. Конечно, виноваты руководители и местные, и Союза, виновата партия, которая разбилась по национальным кустам, виновата система, которая допустила до этого, да бог его знает, кто еще виноват.
- Ты прав, - вступила в беседу Ольга, - и из-за этого страдают тысячи русских. Мы доехали благодаря сплоченности, благодаря деньгам, умению бороться и постоять за себя, а те... Приедут ободранные, голодные, злые, испоганенные бандитами и хулиганами. Еще неизвестно, как нас примут на родине. Неужели родина не поможет нам?
- Должна помочь, мы же свои. Русским можно назвать всякого, кто ненавидит национализм. Вся Россия набита разными национальностями и умение жить друг с другом без вражды, это и есть Россия. Вот только здесь, в вагоне, я понял это.
Мы молчим и смотрим на огонек, пробивающийся из дверцы буржуйки.
- Коля, мне кажется, я тебя люблю.
- А мне не кажется... Я очень тебя люблю.
- Слава богу, - вздыхает мать, - хоть в этой ... непроглядной тьме, двое нашли друг друга. Да чего же вы так сухо, ну поцелуйтесь, что ли?
В Соль-Илецке русские соскакивали с вагонов и целовали землю. Мы в России. Нас никто не встречал, но мы из маленького листочка, приклеенного к двери, узнали, что комитет по делам беженцев находится в городе и это немного взбодрило нас. Я, Максимов и часть беженцев отправились туда.
В крохотной комнатке за канцелярским столом сидел старичок.
- Здесь комитет по делам беженцев? - спросил Максимов.
- Да. Закройте двери, товарищи, и если можно, по одному.
- Разбирайтесь в очередь, - просит Максимов, подталкивая толпу к дверям.
Мы выходим и становимся в очередь по лестнице. Только через пол часа вышел Максимов, весь взмокший с дрожащими руками.
- Ну что? - бросились все к нему.
- Эта, сволочь, только собирала данные. Мы в основном заполняли бесчисленные анкеты.
- А деньги? Помогут разъехаться по России?
- Денег не дает, говорит их нет и ни кто не дает. Разъехаться помогут, выделив, самым обездоленным только хлеб. Больше ни чего сделать не может.
- Следующий, - раздался за дверью противный голос старика.
Очередной беженец пропал за дверью.
В этом городе мы начали делиться, часть беженцев решила махнуть за Урал. Пока тепловозик расталкивал вагоны, я решил позвонить в Москву. На переговорном пункте мне долго не могли поймать нужный телефон и наконец, я в кабинке.
- Мне товарища Басманова? - прошу я.
- Кто говорит? - спрашивает женский голос.
- Один знакомый. Скажите ему, что это Коля, он давно ждет моего звонка
На том конце замешательство, шепот, наконец женщина сказала.
- К сожалению, Басманов Виктор Григорьевич умер... погиб.
- Как погиб, но у меня же...
- Ну так погиб... Может вам позвать Самсонова Илью Константиновича?
- А это кто?
- Новый начальник.
- Нет, спасибо.
Я вешаю трубку. Ох, как это все мне не нравиться.
- Оля, едем в Москву, - предлагаю ей.
Она кивает головой.
- Поехали. Мне все равно куда, лишь бы где-нибудь был свой угол.
В вагон непрерывно стучат какие-то личности, прося подвезти их до ближайших городов. Я их всех посылаю по дальше. Пришел прощаться Максимов.
- Коля, прощай. Довези груз до Москвы и сдай его.
- Хорошо. А вам благополучно доехать до Орловщины.
- Ты прав, благополучие, ох как сейчас нужно. Слышал, семью беженцев вырезали здесь?
- Нет. За что их и кто?
- А вот эти, которые здесь шляются. Попросилась в вагон женщина с ребенком. Ее пустили, а ночью толи она, толи ее друзья, но всех...
- Какой ужас, - вскрикивает Ольга.
- Прощайте, ребята. Счастливого вам пути.
Максимов жмет нам руки и спрыгивает на землю.
- Если вам негде жить, приезжайте к нам...,- слышим его голос вдали.
- А, правда, где мы будем жить потом? - спрашивает Ольга.
- Наверно нам дадут площадь в Москве, - предполагаю я. - Ведь мы столько привезли денег и золота, что в благодарность за это можно даже дать квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12