«Дай Боже, чтобы это было так!» – подумала я.
– Так вот ребенок, – сказала я, нагибаясь над колыбелью.
Сиделка повернула свет в мою сторону.
Ни в чем так явно не проявляется чудо жизни, как в появлении нового человека, и воистину бесчувственным должен быть тот, кого подобное зрелище не взволнует до глубины души. Ведь тут перед нами не просто новая жизнь, а жизнь, сотворенная нами самими или теми, кого мы любим, – жизнь, которая является зеркалом или копией чего-то бесконечно дорогого нам. Этот крошечный комочек теплой живой плоти был Сильвией. Я узнавала милые знакомые черты, столь схожие и в то же время столь отличные от черт матери, полупортрет, полукарикатуру, трогательные и смешные в одно и то же время. Передо мной была забавная миниатюрная копия ее носа с теми же изгибами и даже с намеком на крошечный желобок под кончиком, и та же крошечная ямочка на подбородке. Нежный шелковистый пух должен был со временем превратиться в роскошные золотистые волосы Сильвии, мягко очерченные губки когда-нибудь задрожат от чувства. Я увидела, как они движутся, и как дышит маленькая грудь. Волнение сдавило мне горло, и слезы заволокли мне глаза, когда я опустилась на колени возле колыбели.
Но я не могла забыть о том, что заставило меня так спешить. Этого еще мало, что ребенок жив и здоров с виду. Мы имели дело не с сифилисом, который разрушает и обезображивает плод еще в утробе матери. Девочка спала, но я направила свет на ее веки.
– Мисс Лиман, – обратилась я к сиделке. – Не кажется ли вам, что веки чуточку воспалены?
– Нет, я не заметила, – ответила она.
– Вы промывали глаза?
– Разумеется, я обмывала ребенка.
– Нет, я хочу знать, промывали ли вы глаза особо? Доктор ничего не впускал в них?
– Нет, он, кажется, не нашел это нужным.
– Это необходимая предосторожность, – ответила я. – Всегда существует опасность заражения.
– Возможно, – сказала она, – но все это произошло так неожиданно. Доктор Овертон должен был приехать через три-четыре дня.
– Доктор Перрин спит? – спросила я.
– Да. Он не ложился всю ночь.
– Мне придется, кажется, попросить вас разбудить его, – сказала я.
– Это так серьезно? – с тревогой спросила она, почувствовав в моем голосе плохо скрытое волнение.
– Да, может быть очень серьезно, – ответила я. – Мне необходимо переговорить с доктором.
Сиделка вышла, я придвинула стул к колыбели и стала наблюдать, как засыпает ребенок. Я была рада побыть одной, чтобы немного прийти в себя. Но вдруг я услышала на пороге шорох платья и, обернувшись, увидела одетую в белое фигуру. Это была пожилая женщина, тонкая и хрупкая, с седыми волосами и бледным лицом. На ней был изящный пеньюар из какой-то мягкой ткани. Тетя Варина!
Я встала.
– Миссис Аббот, если не ошибаюсь? – сказала она.
– О, эти мягкие, ласкающие тоны южного голоса, которые льнут к каждому слогу, точно влюблённый к руке любимой женщины.
Это была очень изысканная и величавая маленькая женщина, и мне показалось, что она не намерена поздороваться со мной за руку. Однако я не сомневалась, что под этой броней светскости таится горячее желание излить свои чувства.
– Что за прелестный ребенок! – воскликнула я, и она тотчас же растаяла.
– Вы уже видели нашу малютку? – спросила она, и я невольно улыбнулась: всего несколько месяцев назад – «маленький незнакомец», а теперь «наша малютка».
Когда она нагнулась над колыбелью, в глазах ее сияла вся ее милая чувствительная романтическая душа. На несколько минут она совершенно забыла о моем присутствии. Затем, взглянув на меня, она пробормотала:
– У меня такое чувство, словно это мой собственный ребенок.
– Все, кто любит Сильвию, испытывают то же самое, – ответила я.
Она встала и, вспомнив вдруг о гостеприимстве, спросила, не хочу ли я чего-нибудь. Потом сказала:
– Я должна пойти и распорядиться о телеграммах.
– Телеграммах? – спросила я.
– Да. Подумайте, как обрадуется милый Дуглас! А майор Кассельмен!
– Вы еще не уведомили их?
– Мы не могли послать лодку из-за бури. Нужно протелеграфировать также доктору Овертону, вы понимаете?
– Чтобы отменить его визит? – осведомилась я. – Но не думаете ли вы, миссис Тьюис, что ему все же захочется приехать осмотреть мать и ребенка?
– Зачем же?
– Я не уверена в этом… но так мне кажется.
Как я нуждалась в эту минуту в светском искусстве лгать, которым так совершенно владела Сильвия!
– Каждый новорожденный ребенок должен быть осмотрен специалистом. Всегда могут понадобиться специальный режим, диета для матери, мало ли что…
– Доктор Перрин не находит в этом необходимости.
– Я собираюсь переговорить сейчас с доктором Перрином, – сказала я.
В глазах миссис Тьюис мелькнула тревога.
– Разве вы считаете, что что-нибудь неблагополучно?
– Нет, нет, – солгала я. – Я нахожу только, что вам следует подождать с отправкой баркаса. Я прошу вас об этом.
– Если вы настаиваете… – сказала она.
Я заметила, что она озадачена и чуточку недовольна моим вмешательством. Разве это не показалось бы всякому немного дерзким со стороны чужой особы, к тому же, весьма возможно, даже «не леди?» Она искала каких-нибудь возражений, но единственное, что она нашла, было:
– Нельзя заставлять ждать нашего милого Дугласа. Я была слишком воспитанна, чтобы намекнуть, что «милый Дуглас» находит в это время достаточно развлечений. Через минуту я услышала шаги, приближающиеся к веранде, и, обернувшись, увидела сиделку и доктора.
– Здравствуйте, миссис Аббот, – сказал доктор Перрин.
Он был в халате и имел заспанный вид. Я начала извиняться, но он ответил:
– Так приятно увидеть новое лицо в нашей глуши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76