Чтобы как-нибудь сократить время, я отправилась осматривать виадук будущей железной дороги. Первый участок был уже закончен, и бесконечный ряд соединенных между собой арок убегал, казалось, в самое море. Это было одно из чудес инженерного искусства, но боюсь, что в тот момент я недостаточно оценила его.
Среди дня я заметила на волнах маленькое пятнышко, а мой новый приятель, железнодорожный агент, сказал мне:
– Вот и ваш баркас.
Я выразила удивление по поводу того, что они решились выйти в такую погоду. Я представляла себе этот баркас чем-то вроде тех небольших открытых суденышек, которые день и ночь отравляют своими гудками и дымом жизнь на летних курортах. Но когда «Мерман» подошел ближе, я снова почувствовала, что значит быть гостьей миллионера. Баркас имел около пятидесяти футов длины и весь сверкал медью и полированным кедровым деревом. Он рассекал носом волны, пренебрежительно отбрасывая их в стороны. Каюта его была не менее суха и надежна, чем салон на каком-нибудь линейном корабле.
Три человека вошли на палубу, чтобы выполнить нелегкую задачу – причалить в такую бурю к берегу. Один из них спрыгнул на пристань и, подойдя ко мне, спросил, не я ли миссис Аббот. Он объяснил, что они вышли в море еще накануне днем, но вынуждены были укрыться на одном из островов.
– Как здоровье миссис ван Тьювер? – поспешно осведомилась я.
– Хорошо.
– Я думаю… ребенок?.. – намекнула я.
– Нет еще, миссис Аббот, – ответил он.
После этого я обрела способность заинтересоваться тем, что он рассказывал о шторме и о произведенных им разрушениях. Он сказал мне, что мы можем сейчас же отправиться в обратный путь, если только я не боюсь качки.
– Сколько времени займет переезд? – спросила я.
– Три часа в такую погоду. Около пятидесяти миль.
– Но ведь будет уже темно? – возразила я.
– Это неважно, у нас достаточно своего света. Все будет в порядке, если только ветер не усилится. По пути у нас лежит целая сеть островов, где можем укрыться, если погода снова ухудшится. На худой конец, вам придется провести только ночь на борту.
Я рассудила, что это едва ли будет неприятнее той ночи, которую я провела на станции, и решила отправиться немедленно.
Баркас должен был захватить с собой почту и кое-какую провизию. Когда сборы были окончены, я перепрыгнула на палубу, которую набежавшая волна подняла мне навстречу, и в следующую минуту очутилась в уютной теплой каюте, отделанной кожей и красным деревом и ярко освещенной электричеством. Сквозь толстые двойные окна я увидела, как пристань быстро удалялась от нас, а зеленые потоки пены перекатывались через палубу. Я вцепилась в кресло, чтобы удержаться на месте и не летать то вперед, то назад. У меня было такое ощущение, словно я сижу в лифте, который поминутно останавливается на полном ходу, и тут я задернула занавески каюты «Мермана» и предлагаю читателю не заглядывать туда. Я пишу историю Сильвии, а не свою, и то, что произошло со мной в дороге, не может представлять никакого интереса. Я только напомню, что провела свою жизнь на Дальнем Западе и не могла предвидеть, какие ощущения вызывает путешествие по бурному морю.
– Приехали, миссис Аббот, – услышала я голос одного из матросов и смутно ощутила, что качка прекратилась. Он помог мне сесть, и я увидела при свете нашего прожектора берег острова.
– Это проходит почти так же быстро, как начинается, – прибавил матрос, поддерживавший меня, и я слабо поблагодарила его за это утешение.
Баркас вошел в маленькую бухту, мотор выключили, и мы заскользили к берегу. Там находился лодочный сарай – нечто вроде дока в миниатюре, с воротами, которые закрылись за нами. Я думала, что Сильвия встретит меня, но никто, по-видимому, не заметил нашего прибытия, и я очень обрадовалась этому. В лодочном сарае стояло несколько кресел, и я опустилась в одно из них и попросила лодочника подождать несколько минут, пока я немного приду в себя. Когда мы подошли к дому, известие, ожидавшее нас там, быстро заставило меня забыть о том, что у меня вообще есть тело.
Я помню яркий свет луны и длинный низкий силуэт дома, окна которого сверкали огнями сквозь листву пальм. Из дома вышла женская фигура и направилась мне навстречу по усыпанной белыми раковинами дорожке. Сердце мое забилось. Это она, моя любимая!
Но тут я увидела, что это англичанка-горничная, которую я видела в Нью-Йорке. Лицо ее пылало от возбуждения.
– О, мадам, – крикнула она. – Ребенок родился!
Это известие подействовало на меня как удар по голове.
– Что? – задохнулась я.
– Сегодня рано утром… Девочка…
– Но… мне казалось, что это должно быть не раньше будущей недели!
– Да, я знаю, но это случилось во время ужасной бури, когда мы думали, что волны снесут дом в море! О, это прелестный ребенок!
У меня хватило присутствия духа, чтобы скрыть свое отчаяние. Царившая вокруг полутьма помогла мне в этом.
– А как чувствует себя мать? – спросила я.
– Превосходно. Сейчас она спит.
– А ребенок?
– О, такого прелестного ребенка вы, наверное, никогда еще не видели.
– И здоровый?
– Да. Вы увидите.
Пока мы медленно приближались к дому, я собиралась с мыслями.
– Доктор Перрин здесь? – спросила я.
– Да. Он отправился к себе отдохнуть.
– А сиделка?
– Она при ребенке. Сюда, пожалуйста.
Мы поднялись по ступенькам веранды, на которую открывались все комнаты, и вошли в одну из них. При слабом свете затененной лампы я увидела женщину в белом, которая стояла, склонившись над колыбелью.
– Мисс Лиман, это миссис Аббот, – сказала горничная.
Сиделка выпрямилась.
– О, вы здесь! Как раз вовремя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76