Ведь детишки у нее остались, сосунки малые!..
Волынов сердито швырнул в кусты никому не нужную добычу: шкурка летом у белок плохая, мясо невкусное.
- Ох, и надоел же ты мне со своими моралями! - процедил он сквозь зубы.
Однако Павел не слышал этого. Он озабоченно расхаживал вдоль прибрежной опушки и вдруг, скинув сапоги, проворно полез на старую елку.
- Что ты там обнаружил? - спросил я.
Павел хмуро молчал, вероятно, все еще находился под впечатлением Сашкиного поступка.
- Что увидел? - допытывался я.
- Гайно, - раздраженно ответил конюх.
- Что?!
- Ну как это вам получше растолковать? Домик беличий - вот что. Надо спасать малышей, а то погибнут без матери.
Как я ни напрягал зрение, но ничего интересного не заметил.
"Где же он, этот домик? - думал-гадал я. - Неужели в дупле? Но ведь ствол крепкий, целехонький, без единой дятловой пробоины, без дырок".
Павел тем временем поднялся до густо сросшихся ветвей, похожих на кудлатого ежа, запустил руки в хвойные колючки и, крикнув с досадой: "Пусто!", бросил "ежа" на землю.
С первого взгляда гайно напоминало неуклюжий комок из сухих веточек и какой-то черной, блестящей травы. Но когда я присмотрелся, то не мог сдержать восторга перед строительным искусством маленького зверька. Вот ведь, оказывается, какая умелая мастерица эта обыкновенная сибирская белка! Сперва загнула вверх и связала вместе несколько тонких зеленых лап. Между ними беспорядочно раскидала корявые сухие ветки. Все это оплела черными смолистыми прядями бородатого лишая, который обычно длинными косами свешивается с хвойных деревьев. Внутри из того же гибкого, эластичного лишая свила округлое гнездо с прямым лазом и запасным выходом. Середину гнезда выстелила птичьими перьями, клоками шерсти. Получился теплый уютный домик.
Белочка ловко замаскировала от хищников свое жилище: прикрепила к нему верховинку ветки с пожухлыми еловыми шишками, привязала пучки лишая, да так привязала, что нити свешивались точно живые. Вокруг томилась на солнце бурая прошлогодняя трава, валялись пожухлые, оранжевые хвоинки, багрянился мох, но белка брала на постройку гнезда лишь тот материал, какой был под стать темной окраске древних елей.
- Ах, малышки! Поди ждут да никак не дождутся свою матушку с молочком. Куда же она их спрятала? - нахмурившись, рассуждал конюх, пристально осматривая деревья.
- Успокойся, Павлуша! - сказал я. - Вероятно, они уже выросли и разбежались по тайге. Ведь гайно-то пустым оказалось.
- Э-э, сразу видать, что вы не ахти какой охотник. Да разве у белки одно гайно? Иная непоседка штук пять про запас настроит. Надоест старое или блохи невмоготу одолеют, перетащит детишек своих, как кошка котят, в новое. Кстати, эвон смотрите на кривой кедр, там и второе гнездо желтеет. Кажись, из мха накручено.
В самом деле, у красноватого шелушистого ствола, между развилками суков еле заметно выделялся рыжий холмик, похожий на вырост древесины.
Павел прытко полез на кедр.
- Бельчата! - радостно закричал он.
Из рыжего холмика испуганно выскочили четыре маленьких зверька. Спасаясь от рук человека, они растерянно заскользили вниз по стволу, но, увидев меня, повисли на ветках, неумело держась слабыми лапками. Я вовремя подставил накомарник, и два сорвавшихся детеныша угодили прямо в него. Остальные упали в мох и, точно мышата, юркнули под плетеные, узловатые корни кедра. Найти их не удалось.
В няньках
Мы с интересом рассматривали пугливых малышей.
У одного, самого крупного бельчонка, была темная, дымчатая спинка с тонкими бурыми и желтыми крапинками, черная пупырчатая кнопка носа, черные, лоснящиеся чулочки, черные пальцы. Усы, тоже черные, длиннущие, топорщились, словно колючки ежика. А хвост, похожий на ершистую щетку, блестел ярче смолы. На лбу - коричневая звездочка. На куцых черных ушах по две красные кисточки. Только грудь и живот беленькие.
- Настоящая Чернушка! - улыбнулся Павел.
Так и назвали мы симпатичную, аккуратно причесанную и приглаженную белочку.
Второго зверька-карапузика окрестили Рыжиком, потому что он был весь рыжий, даже усы рыжие. Только глазенки влажно поблескивали. Скорей всего малышка прихворнул. Худенький, взъерошенный, без кисточек, шерсть на подбородке неряшливо слиплась - одним словом, замухрышка.
Бельчата, ослепленные ярким дневным светом, жмурились, тыкались влажными мордашками в ладони, жадно чмокали губами, видимо, проголодались.
Павел намазал палец теплым сгущенным молоком. Зверюшки заурчали: "ур... уу-рр... уу-ур...", но лизать не стали. И насильно с кормлением ничего не получалось - они крепко стискивали рты.
Что же делать? Была бы хоть у кого детская резиновая соска... Но кто предполагал перед отъездом в экспедицию, что придется нянчиться в тайге с грудными младенцами?
Павел вооружился иголками, нитками, охотничьим ножом, стал мастерить из клеенки всевозможные рожки, пустышки - и остроконечные, и продолговатые. Но бельчата все равно отказались есть.
- Больно они квеленькие, беспомощные, боюсь - не выживут без матери... - вздохнул Павел.
Волынов, чувствуя за собой вину, покраснел и, не сказав ни слова, вышел из палатки. Все тягостно молчали. Только слышалось жалобное, просящее: "ур-рр... уу-рр..."
Через некоторое время, словно спохватившись, Волынов радостно воскликнул:
- Павел! А Павел!
- Ну чего тебе? - сердито отозвался тот.
- У нас же пипетка есть в походной аптечке! Может, пригодится...
- Где она? Давай скорей!
Набрал Павел в пипетку разведенной подогретой сгущенки, насильно сунул Чернушке в рот мягкий резиновый конец - она пренебрежительно вытолкнула;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34