облысела головка, облезла спинка, оголились лапки. Ее таежные подруги уже давно нарядились в теплые шубки, а у нашей воспитанницы линька слишком затянулась.
Но вот на ее затылке появились темно-синие разводы. Такие пятна бывают осенью у всех белок, когда они "цветут". Зверьков с синими головками охотники-промысловики называют "синеголовками", а с синими лапками - "синеручками".
И все же, несмотря на то что Чернушка была некрасивой - и лысой, и неряшливо клокастой, - любопытные пассажиры заполонили нашу каюту. Особенно все восторгались, как белка, словно маленький сказочный человечек, стояла на задних лапках и, обхватив пипетку, пила молоко.
- Вот это номер! - хохотали зрители.
Капитан парохода шутя предупредил, чтобы я убрал "артистку" с глаз долой, иначе от скопления людей на одном борту судно может перевернуться.
А что творилось с ребятишками! Они шумно наблюдали за Чернушкой.
Однажды в каюту явился мальчуган, с лицом, испачканным брусничным вареньем. Белка в это время сидела на корточках и усердно терла лапками заспанную мордочку.
- Что она делает? - спросил я детишек.
- Умывается! - хором ответили они.
- Вот видишь, - обратился я к чумазому. - Чернушка умывается каждый день, а ты ленишься. Она не любит грязнуль. Она сейчас же тебя прогонит, как Мойдодыр.
Наутро мальчишки наперебой хвастались: "Дяденька! Я чистый! А белочка меня не прогонит?"
И еще такой забавный случай произошел. Любопытная, шустрая девчонка поинтересовалась:
- А почему Чернушка не поет?
- Эти зверьки не умеют петь, - ответил я серьезным тоном.
- Нет, неправда! - возразила девочка и бойко продекламировала: "Белка песенки поет и орешки все грызет..."
- Наша еще не училась в музыкальной школе, - сказал я. - Зато она отлично гадает, например, может узнать, как тебя зовут.
- Ой, пусть отгадает! - загалдели ребята.
Я нарезал несколько чистых бумажных квадратиков и на каждом крупными буквами написал разные имена. Во все бумажки-фантики, словно конфеты, завернул пустые орехи, а в тот, где было указано имя девочки (ее имя я слышал ранее), - полный.
Чернушка послушно, как дрессированная морская свинка, вытаскивала из шляпы "гадальные" пакетики, перекладывала с лапки на лапку и тут же, не разворачивая, откидывала прочь. Так она забраковала несколько штук. Наконец попался орех, который ее заинтересовал. Она проворно развернула бумажку и защелкала скорлупой.
- Читайте, - сказал я, подав девочке последний "фантик".
- На-та-ша! - воскликнула она и захлопала в ладоши. Белка правильно отгадала ее имя.
Я, конечно, не стал раскрывать секрета "знаменитой гадалки". Чернушка просто "взвешивала", тяжелый орех или нет, то есть пустой или ядреный.
У белок, утверждают бывалые охотники, вдобавок еще такое тонкое чутье, что они способны через мощный покров снега безошибочно найти, где лежит еловая шишка, и определить, зрелые ли семена.
"Кто в тереме живет?"
Наконец-то, наконец-то я в Ленинграде!
- Здравствуй, таежный Берендей! Ишь ты, какую бородищу отпустил! Сбрей, сбрей ее, не идет тебе! - сказала жена.
Родные и знакомые обступили и принялись обо всем расспрашивать, как путешествовал, что интересного видел, какие месторождения открыл, каких зверей повстречал.
...В моем рюкзаке Чернушка раздраженно скребется и возмущенно ворчит. Все умолкают, прислушиваются.
- Кого ты привез? - спрашивает жена.
- Угадай!
- Сибирского кота! - уверенно произнесла теща, которая прямо-таки без ума была от кошек.
- Соболя! - предположила соседка.
Я вытащил из рюкзака деревянный домик, любовно сделанный в бахтинском поселке Павлом, - из желто-золотистых, чисто выструганных кедровых планок с красной трубой, зеленой крышей, с застекленными окошками в синих резных наличниках, с кружевным крылечком, на котором сидел петушок, выточенный из березовой коры. Шутливо запел: "Терем-терем-теремок! Кто в тереме живет?"
- Бурундук! - восклицает жена.
Неторопливо открыл за бронзовую цепочку синюю дверку домика.
Перед изумленными зрителями по всей своей величавой красе появилась Чернушка. Серо-дымчатая с голубым отливом спинка; белоснежная кофточка-манишка; черные, лоснящиеся, как лак, сапожки с коричневыми чулочками-налапниками; атласная, песочного цвета шапочка. На ушах высокие смоляные кисточки с плавным серповидным загибом назад. А какой у нее стал шикарный хвост! Снизу он напоминал серый шелковый шлейф, окаймленный темной бахромой с бледно-желтыми полосками, с оранжевым пучком на конце; сверху весь был черный, блестящий, как Енисей осенней ночью, и такой пышный.
- Белочка! - послышались голоса.
Я позвал:
- Чернушка! На-ка, на-ка!
И малая зверюшка, на удивление всем, послушно прыгнула ко мне, уселась на ладони и весело, словно в сказке Пушкина, стала грызть орешки. Я показал зрелую кедровую шишку. Она быстро вырвала ее из рук, с лихой проворностью затормошила зубами, катая по столу, - только шелуха полетела во все стороны. Вытащив орех, крепко зажала его ручками, на которых вместо прежних точеных коготков выросло по короткому пальчику с мизерными ноготками.
Кто-то угостил таежницу яблоком. Она смело схватила незнакомый круглый плод, вонзила в него длинные, острые, как иголки, нижние резцы. Действуя ими, точно рычагом, вырвала большой ломоть и аппетитно захрустела - понравилось.
Когда же я начал дразнить Чернушку кедровым орехом, она снова припрыгала ко мне и бесцеремонно, под веселый смех публики, стала отнимать самое любимое лакомство.
После пиршества Чернушка принялась умываться да прихорашиваться. Я теребил ей кисточки, тихонько щекотал по спинке, расчесывал гребешком хвост, изогнутый серпом, - белка сидела не шелохнувшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34