II
Над двором стоял зной; над навозом гулко тучами зудели серые мухи, а ласточки с чиликаньем низко и мгновенно проносились.
У печурки, сложенной во дворе, возилась мать с хлебами, к утру надо везти на покос, и сказала:
- Кабы дождя не было, касаточки разыгрались.
Обедали в хате только Ванятка, двухлетняя сестренка да мать, а старшие брат и сестра и отец были на сенокосе.
- Мамка, - сказал Ванятка, отпуская пояс на раздувшемся животе, - я к батюшке пойду на покос. Чего я тут не видал!
- Я те пойду!.. Я те так пойду, своих не узнаешь.
- Чего я тут не видал... - плаксиво тянул Ванятка.
- Цыц! Бери Нюрку да ступай на двор. Да гляди мне за ней, а то надысь нос расквасила. Ступай!
Ванятка подхватил сестренку под животик и поволок из хаты.
Во дворе все то же: зной, зудящие мухи и белогрудые ласточки, мелькая, чиликают.
Мать, убравшись с посудой, пошла месить навоз, тяжело вытаскивая из него босые, сразу ставшие грязными ноги. Потом навоз станут резать кирпичами, потом их высушат и будут зимой топить печи.
Ванятка выбрался с Нюркой на улицу; сели с ней посредине в горячую мягкую пыль и стали играть. Пришла старая свинья, постояла около них, подумала и пошла кушать копеечки*, которые густо росли вдоль дороги.
______________
* Копеечки - сорное растение.
Ванятка вскочил, погнался было за свиньей, потом сказал, делая страшное лицо и выпучив глаза:
- Нюрка, беги скорее к матке, а то свинья съест!
Девочка жалобно заплакала, закрыв ладошкой глазки, и, ковыляя, направилась к воротам, а Ванятка что есть духу пустился по дороге, обжигая босые ноги о горячую пыль, обогнул сад и, задыхаясь, вбежал на гору.
Внизу за хатами открылся луг, блестевшая в зное река, ниточка железной дороги, но Ванятка ничего этого не видел, а пустился бежать к трем курганам, которые стояли, как три брата.
Жесткая мелкая трава царапала босые ноги, солнце жгло. Иногда Ванятка с размаху садился на землю, хватал обеими руками ногу, выворачивал подошву, подтаскивая ее к самому лицу, слюнями оттирал налипшую пыль и грязь, и схватив черными ногтями воткнувшуюся колючку, выдергивал и опять пускался бежать.
Добежит до покосу, - трава там не такая, как тут: высокая, густая, отец ездит на громко звенящей, грохочущей косилке, управляя ножами, брат Алеша гоняет потных лошадей, сестра Варька на кизяках* варит кашу. Подойдет Ванятка, скажет: "Пусти, Алешка!" И станет сам гонять лошадей, косилка пойдет еще лучше, и отец скажет: "Ай да Ванька, молодца!"
______________
* На кизяках; кизяк - топливо, приготовленное из навоза.
И вдруг вспомнил плачущую Нюрку и что его бить будут, когда вернется. Заныло сердце, приостановился, посмотрел: луг уже скрылся за далеким краем обрыва, спряталась и речка, не видно железнодорожной линии, лишь сизоватый сухой туман лежит на краю и в нем чуть приметно звездочка сияет. А впереди степь, и три кургана, три брата, на самом краю стоят.
Опять побежал. Спустился в балочку, стал подыматься, да остановился: впереди какая-то большая рыжая птица бросилась на землю, потом взмыла*, опять упала, снова сильными взмахами поднялась и снова рыжим комом упала, и что-то на траве под ней трепыхалось, что-то желтое и живое.
______________
* Взмыла (взмыть) - взлетела быстро и высоко.
Ванятка что есть духу побежал и увидал - под коршуном отбивается и кричит, как ребенок, тоненько и жалобно, зайчишка. Подымается коршун, зайчишка прыгнет раза два-три, а тот упадет на него и начнет терзать когтями и клювом; зайчишка заверещит, опять прыгнет, и опять насядет коршун.
Ванятка пронзительно закричал и бросился к зайцу, испуганно махая руками.
Коршун недовольно поднялся, раскинул большие крылья; виднелся кривой нос, который он отворачивал то в ту, то в другую сторону, да лапы, желтоватые, мохнатые, которые он так и не подобрал.
Коршун улетел.
Зайчишка весь съежился комочком и сидел неподвижно, покорно заложив уши за спину и глядя большим, выпуклым, круглым глазом - другой был выклеван. Шерстка на нем мягкая, как пух, - зайчишка был совсем молоденький, молочный, - и голова в крови.
Ванятка взял его на руки. Он не сопротивлялся, а подвигал лапками и улегся комочком, как в гнезде.
Ванятка, осторожно держа, понес его назад.
- Ах ты, сердяга! Лапушка моя, бедненький... Ишь, проклятый, как он тебя!
Долго шел, пока не открылся луг, речка заблестела; по линии полз поезд, белел дымком; и звездочка собора стала яснее блестеть.
- Мамунька! Мамунька!.. - не своим голосом заорал Ванятка, вскакивая во двор, весь дрожа, с пылающим лицом. - Гли, кого я поймал.
Он забыл, что его будут драть, а мать, перестав на минуту месить навоз, закричала:
- Ты иде это шалаешься! Кому я велела Нюрку смотреть? Постой, я тебе побегаю...
Но, увидав окровавленного зайца на руках, сказала:
- Это еще чего такое?.. Вот кабы увидали тебя на улице собаки, разодрали бы совсем и с зайцем.
А Ванятка весь дрожит, прижимая зайца.
- Мамуня! Мамуня! Мамуня!.. Я его под лавку, я его под лавку... - и понес в хату.
Мать закричала:
- Куда ты эту погань?.. Вот я тебя совсем с ним на улицу выгоню.
Тогда Ванятка побежал к амбару, чтобы там устроить своего больного, но, когда подбежал к дверям, заяц вдруг развернулся, как пружина, толкнул в грудь, прыгнул на землю и, не успел моргнуть Ванятка, исчез под амбаром в узкую дыру, проделанную крысами.
Ванятка упал животом на землю и, прижимаясь лицом к мелкой сухой соломе и горячей пыли, долго глядел в дыру, но там было черно и пусто.
- Ванятка!.. - закричала мать, бросила месить и, слегка обтерев, ногу об ногу, навоз, подошла и оттаскала за вихры.
III
А ночью случилась гроза, - недаром так припекало днем и низко летали касаточки.
1 2 3 4 5