- Не за-пи-рать.
Долго готовилась к встрече с невесткой ревнивая мать Николая. Месяц, два, три, полгода.
А город-то не очень большой. И фармацевт с лаборанткой не только на кухне обсуждали незарегистрированную связь учительницы с заведующим опытной ботанической станцией, и Ольга Денисовна ловила во взглядах педагогов и даже, казалось ей, учеников нечистое любопытство и пряталась, как могла, от людей.
Наконец Николай позвал ее к матери. Ольга видела, он как-то особенно внимательно посматривает на нее, как бы заново оценивая со стороны. "Нервничает, боится, понравлюсь ли матери. Что ж? Естественно. Хочет, чтобы понравилась матери". Но почему-то было не очень спокойно, и она со страхом предстала пред очи высокой худой старухи, с острыми плечами и прямой, негнущейся спиной. "Очи" холодно разглядывали ее, и Ольга смешалась, не зная, как себя вести, что говорить, и рассердилась на Николая: "Неужели не догадывается, как ей неловко, не поможет, нечуткий". А старуха после каких-то незначащих фраз проговорила сквозь зубы:
- Я вас по карточке знаю. Там вы молоденькая...
- Мама! - с укором остановил Николай.
- Что - мама? Я про то, что Ольга Денисовна...
- Зови ее Олей, мама.
- Вроде неудобно по первому знакомству без отчества, да и не девочка.
- Я говорил, мама, да, она старше. Ну и что?
- Коленька, а я и говорю: кто тебе по душе, та и мне по душе.
- Браво! Полный контакт. Оля, садись сюда, - повеселел и захлопотал Николай. - Мама, я стол накрою, не беспокойся. Оля, я живо. Здорово, что наконец я тебя к нам привел.
Он выбежал на кухню, вернулся со стопой посуды, принялся накрывать на стол, чуть не выронил тарелку, подхватил на лету, подмигнул Ольге.
- Только я по своей прямоте, если что вижу неладно, промолчать не стерплю, - медленно заговорила мать.
- Что, мама, неладно? - напряг брови сын.
- На побегушках видеть тебя мне все равно, что по сердцу ножом. Он у меня холеный, - обращаясь к Ольге, тем же ровным голосом продолжала она, сама не доем, не досплю, а ему и обед и спокой.
- Что вы хотите? - резко бледнея, еле сдерживаясь, чтобы не вскочить, не убежать, спросила Ольга.
- А то, что больно скоро вы кухарничать его приспособили.
- Ма-ма! - тихо, грозно произнес Николай.
Она поглядела на него с удивлением, как бы не узнавая. Помолчала. И миролюбиво:
- Ну и ну! Уж и пошутить нельзя. Свои люди, прятаться не к чему.
Николай обрадовался, что мать пошутила, но напряженность осталась. За столом все чувствовали себя скованно. Было скучно. Николай старался, но не мог быть тем живым, простым и милым, каким его Ольга знала. Старуха молча, нехотя ела, гостью не потчевала. Потом длинно и нудно принялась рассказывать, как растила сына одна, без мужа, всю жизнь ему отдала, работала по две смены на складе приемщицей, отказывала себе во всем...
- Спасибо вам, - сказала Ольга, разом прощая ей уколы и недоброту.
Старуха вдруг как бы вся напряглась, худая, длинная, с прямой спиной, и острыми плечами.
- Не для вашего "спасиба" старалась, мадамочка.
- Нет, это уж слишком! - в ярости заорал Николай. - Я тебя просил, мама, сдержи свой жестокий характер.
- Жес-то-о-кий? Вона как, сынок! Вон как, Ольга Денисовна, и не хозяйка еще, а уже клин промежду матерью и сыном вбиваешь.
- Что ты, мама? - изумился Николай. - Ольга при чем?
- При том, что все ее хитрости вижу насквозь.
- Хватит! - оборвал Николай.
Отодвинул тарелку, встал. Не спеша, без слов, с угрюмым лицом набил портфель бумагами, тетрадками, втиснул смену белья, сунул зубную щетку в карман.
- Идем, Ольга. Мама, прощай.
Дорогой молчали. Ольга видела, у него дергаются губы, ходят на скулах желваки. Когда пришли домой, сказал хмуро:
- Она такая. С этим, Оля, придется мириться. Она верно всю свою жизнь мне отдала. А характер... Не сердись, Оля, на маму. Оценит тебя, как узнает.
Но его старая мать, худая, длинная, с негнущейся спиной, была из породы кремней. Не позвала, не пришла, не прислала привета.
Через полгода началась война. Николай ушел на фронт и не вернулся.
У Ольги Денисовны не осталось от него сына. Ни дочки с ясным взором, как у отца.
8
Накануне они были у Ольги Денисовны. О том, что они к ней собираются, случайно узнала Марья Петровна. Ее урок был последним, кто-то после звонка проболтался. Марья Петровна задержала класс.
- Ребята! - Ее полненькое розовое лицо приняло выражение многозначительности. - Ребята! Напрасно вы это надумали, не советую.
- Почему, Марья Петровна?
- Вы молоды, вам не понять... перемена жизни. Лишние переживания... Не стоит волновать. Не советую.
- Что-то тут не так, - вызывающе громко сказала Ульяна Оленина.
Марье Петровне казалось, в этой девчонке жило какое-то бунтарство. Темно-серые продолговатые глаза, черные летящие брови, твердая линия алого рта - все в ее внешности было броско, обращало внимание. Эта девчонка нарочно делает все наперекор общепринятому. Даже ее две толстые косы, завивающиеся локонами почти у пояса, казались Марье Петровне наперекор. Другие девочки носят волосы распущенными по спине и плечам, как нынче принято, а у этой косы, дивитесь. Она перекинула одну на грудь и накручивала локон на палец.
- Мы хотим разобраться, и если там неладно...
- Ульяна Оленина, - перебила Марья Петровна, - помни, кто твой отец, не забывай о его положении.
Отец Ульяны Олениной, фрезеровщик на самом крупном в городе электромеханическом заводе, депутат Верховного Совета РСФСР, если бывал недоволен чем-то в поведении дочери, говорил:
- Помни, чье имя носишь.
...Когда ожидали первого ребенка, отец мечтал о сыне. Заранее и имя было облюбовано сыну - Олег, в честь Олега Кошевого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35