Не останавливаясь, он добрался до северной оконечности бухты, которую закрывала отвесная скала, похожая на театральный занавес.
Ему снова послышалось жалобное пение. Теперь он определил, что оно доносится с берега.
Ни минуты не колеблясь, он бросился в море и увидел, что скалу можно обойти, так как вода здесь едва доходит до колен. За выступом скалы открывался узкий проход, который был незаметен и со стороны моря и со стороны бухты. Он вошел в него и вскоре очутился на песчаной тропинке, уходящей в глубь земли.
Воцарилась полная тишина, но Жан-Мари чувствовал, что он на правильном пути. У него была с собой большая свеча, свернутая из пропитанной воском бумаги. Такие свечи изготовляли его односельчане. Он зажег ее и увидел, что тропинка ведет в естественный грот с ровными стенами, вышиной в три-четыре метра.
Странное дело, на песке виднелись бесчисленные отпечатки большей частью очень маленьких человеческих ног.
Несколько минут Жан-Мари шел между двумя скалами; грот расширялся, и юноша очутился на берегу подземного озера. При тусклом пламени свечи оно казалось безбрежным.
В эту минуту он снова услышал пение, теперь уже яснее. Была в этих странных звуках какая-то необычайная красота.
Вдруг на озере появилась ладья без весел и без гребца; она бесшумно причалила к берегу и как бы замерла в ожидании в нескольких шагах от Жана-Мари.
Юноша вошел в лодку. Влекомая таинственной силой, она отчалила от берега.
Едва Жан-Мари отплыл от берега, как вдруг пронесся вихрь и загасил пламя свечи. Все погрузилось в мрак. Зажечь свечу снова Жан-Мари не мог из-за подземного ветра.
Никогда потом Жан-Мари не мог вспомнить, сколько времени длилось это ночное путешествие, в таком он был тогда смятении от множества охвативших его неясных чувств, где, однако, было меньше всего страха. Мрак сменился полумраком и наконец совсем отступил перед разгоравшимся все ярче светом. Ладья вошла в грот, высокий, как собор; стены его, покрытые тысячами многоцветных блесток, казалось, были выложены драгоценными камнями. Наконец, бесшумно подплыв к естественной пристани, ладья остановилась.
Никогда еще ни один путник, подплывая к берегу неведомой земли, не видел такого зрелища, какое развернулось перед потрясенным Жаном-Мари. Сотни девушек, одна другой краше, встречая его, сплелись в прелестный хоровод. Только не было слышно радостных криков, которыми матери, сестры, невесты и жены обычно приветствуют прибытие корабля.
Все девушки были грустны и молчаливы, от этой прелестной группы не веяло ни молодостью, ни радостью жизни. Они напоминали собрание восковых фигур, навеки застывших в позах, навязанных им прихотью художника.
Но из одной груди все же вырвался крик, крик радости и удивления. Одна из девушек бросилась в объятия Жана-Мари. Это была Розалинда.
Когда они оба немного успокоились, она рассказала ему о своих невероятных злоключениях.
Ночь застигла ее над обрывом, и, проходя по скале, которая нависает над бухтой Уединения, она поскользнулась и стада падать в пустоту.
Она ожидала мучительной смерти, но, к счастью, зацепилась за куст и повисла между вершиной скалы и берегом моря. Оцепенев от ужаса, она не могла даже крикнуть, позвать на помощь. В таком положении она находилась несколько часов. Затем произошло нечто необъяснимое. Она потеряла сознание и очнулась в ладье под сводами пещеры, переливавшейся тысячами огней.
На берегу она увидела этих девушек. Все они тоже попали сюда при очень странных обстоятельствах. Она даже встретила тут свою подругу из соседнего села, Анриетту, которая загадочно пропала год тому назад.
Чем они жили?
Когда они спали, чья-то таинственная рука приносила им хлеб и молоко. Так они и существовали, вне времени, ничего не ожидая в будущем, предаваясь в томительные часы бездействия воспоминаниям.
- Однако, - удивился Жан-Мари, обладавший трезвым умом, - ведь у вас есть ладья, почему же никто не подумал о побеге, о возвращении к скалам? Там вы позвали бы на помощь, мы бы услышали и пришли за вами. Уж лучше рискнуть, чем жить так!
- Ты рассуждаешь, - ответила Розалинда, - как человек из того мира, в котором жила и я еще несколько дней назад. Но ведь мы все находимся здесь по велению волшебной силы, которая не позволяет нам убежать. Мои подруги не раз пробовали сесть в ладью, но все их усилия хотя бы оттолкнуть ее от берега оказались тщетными. А пытаться спастись вплавь по подземному озеру, не зная даже, в какую сторону надо плыть, было бы безумием.
- Да, но, например, когда ладья поплыла за мной, - возражал Жан-Мари, это был прекрасный случай спастись двоим или троим из вас.
- Некоторые мои подруги провели даже по несколько дней в ладье, надеясь, что, когда она отправится за новой жертвой, они незаметно проделают на ней это путешествие. Двоим из них удалось даже отплыть, но посреди озера ладья перевернулась, и они утонули.
Жан-Мари задумался.
- Я готов поверить в колдовство. Но объясни мне, пожалуйста, во имя чего понадобилось колдунам или феям собрать в этом гроте пятьдесят или даже шестьдесят девушек?
- Нас здесь больше ста.
- Больше ста девушек, больше ста красавиц отрезано от мира только для того, чтобы здесь их кормили хлебом и молоком?
Розалинда ничего не ответила, но густая краска, залившая ее лицо, ясно говорила о том, что она хочет что-то скрыть.
В это время вступила в разговор Анриетта. Жан-Мари уже встречал ее раньше на танцах в соседней деревне. Эта блондинка, необыкновенная красавица, имела весьма незавидную репутацию. Ходили слухи, что из-за несчастной любви к ней повесился у себя в сарае молодой фермер Франсуа.
1 2 3