Если уж он поднял ухо, значит, учуял кого-нибудь. Можно не сомневаться, потому что кончик носа у него образцовый, всегда чистый и холодный, - чтобы издали учуять теплый запах любого зверя. Даже во время еды Чюпкус умудряется кончик носа не испачкать. Ну, а если иногда такая беда и случится, он сначала оглядится хорошенько, не подбирается ли кто к нему, а потом начинает мыться...
- 0-па-па!.. - Снег под ногами вдруг - шурх! осел, и я провалился в какую-то темную пещеру. В ней было тепло и уютно. На полу расстелена белая медвежья шкура. Я обрадовался - вот отдохну, - растянулся на ней и уже собирался было позвать Чюпкуса погреться, как почувствовал, что шкура - живая и шевелится...
"Медведь!" - обдало меня жаром, и я с испугу пулей метнулся в самый дальний угол берлоги.
Медведь заворчал. Я приготовился защищаться.
Нет, это был не медведь. Передо мной стояла белая медведица с двумя маленькими медвежатами и - по глазам видно - собиралась напасть. За ее спиной сквозь эту злосчастную дыру в снегу голубел кусочек неба...
"Крышка!" - подписал я себе приговор и прикинулся мертвым.
Сам не знаю, как это мне в голову пришло. Опытные охотники говорят, упасть - самое верное спасение от медведя. Но я теперь полагаю иначе: куда лучше лежать с зажмуренными глазами и думать, что ты неживой, чем отправиться к предкам и ничего при этом не думать.
Не знаю, какого мнения об этом способе защиты была медведица и как она собиралась поступить, но в этот миг в дыре появилась голова насмерть перепуганного Чюпкуса. От страха он как взвыл не своим голосом, как залаял, завизжал, медведица даже затряслась. Обернулась и кинулась на Чюпкуса, а перепуганные медвежата выскочили из берлоги, я на четвереньках - следом за ними, потому что теперь только сообразил, - никакая это не пещера, а занесенная снегом берлога.
Верно, полкилометра пробежал я, не переводя дыхания, потом стал на колено и прицелился. Но оказалось, что меня никто не преследовал. А Чюпкус во всю прыть улепетывал от медведицы, только снег за ним веретеном вился.
- Нет, приятель, говори что хочешь, но Арктика - не место для серьезной охоты. Где это видано: спать с детьми в теплом логове и лаз толком не заткнуть!
Хорошо медведица покладистой оказалась: порычала против ветра, поворчала по ветру и опять в сугробе скрылась, а не то и мне и Чюпкусу досталось бы.
Дело в том, что Чюпкус мой на Северном полюсе из-за злополучного магнита, который он заглотнул, мог бежать только как паровоз - или вперед или назад, а в сторону - ни на миллиметр, потому как Северный полюс притягивал его хвост, а морда была направлена прямиком в одну-единственную точку.
Так и не отведали мы медвежатины. Станешь ли стрелять в медведя, который на студеном ветру, в лютый мороз, в ледяной пустыне не побоялся произвести на свет сразу двух медвежат. Это тебе не деревня. Пеструху не подоишь. Не город в магазине в очереди не постоишь, молочка не прикупишь, чтобы напоить ненасытных сосунков. Здесь обо всем надо заботиться самой, а она, бедняга, и без того по льдинам сотни километров отмахала.
- Вот такие-то делишки, дорогой Чюпкус, - покачал я головой и повернул в сторону своего убежища. - Лучше мы соленой рыбешкой полакомимся да на оранжевое солнце полюбуемся, чем...
И вдруг - плюх!.. брызги полетели, и я очутился в лунке, которую своим телом прогрел тюлень. Чюпкус ухватил меня за волосы и помог выбраться на лед.
- Опять западня! Не много ли за один день? - разозлился я. Разозлился, зарядил ружье и, пока не заржавело после купания, собрался подстрелить на обед тюленя.
"Дольше четырех часов он под водой не выдержит", - решил я и, не спуская глаз с бронзовой мушки, стал ждать, когда появится в полынье усатая морда. Жду, сцепил зубы. Но и мороз не дремлет. Работает во всю мочь, так что лед вокруг меня как из пушек палит. Топчусь, переминаюсь с ноги на ногу, как пингвин, но мороз ни на волос не отступает. В конце концов превратился я в ледяной столб. Где уж тут выдержать, и припустил я во весь дух к своей бочке.
Через пять минут, заткнув и задраив все щелочки, пристроился в обнимку с Чюпкусом, чтобы как-то согреть застывшие кости. Потом перекусил соленой рыбой и собрался соснуть.
"А каково тюленю мокрому в такой холод? Ведь недолго и лопнуть подо льдом, пока дыханием отверстие себе во льду проделает", - подумал я уже в дремоте и стал сам себя корить.
"Не зевай! А зазевался, так на себя пеняй. А то в тюленя палить собрался, ротозей!"
От этих мыслей, как от песенки полярной овсяночки, вдруг согрелась вся Арктика. А у меня в бочке и вовсе терпимо стало.
Так-то!
Захочется приврать - язычок прикуси.
ОХОТА ЗА ШУБАМИ
Проспал я с мышиный хвостик и проснулся от слоновьей дрожи. Трясло меня кость на кость не попадала. Зубы стучат, уши дрожат, изо рта пар клубами валит и тут же застывает, глаза льдом затянуло, каждая ресничка в сосульку смерзлась. Я дрожу, а они звенят.
В конце концов больше не было ни сил, ни охоты дрожать. И решил я испробовать старый охотничий способ: чтобы согреться, нужно быстро-быстро закрывать по очереди то один, то другой глаз, потом растереться снегом, пока не покраснеют уши. Так и сделал. Помогло.
- Ну, на этот раз без шубы не вернусь, - решил, отправляясь на охоту. В какую же сторону податься? Глянул на свою компасную гулю, сверил с направлением намагниченного Чюпкусова хвоста и без большого труда выяснил, где юг, где север. Отправился на восток, к тюленьей лунке.
Прошел несколько миль, вижу: Чюпкус приник к насту, пятится задом и даже лаять не осмеливается. Приложился я ухом ко льду, прислушался. Слышу, скребет кто-то когтями и кряхтит по-стариковски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41