Тетя Веся извлекла из ящика буфета песочное печенье и предложила угостить пребывающих в соседней комнате художников. Юлия, перестав тревожиться о судьбе подруги, понесла гостям тарелку с печеньем, а остальные продолжали не торопясь прихлебывать чай. Было тихо и спокойно, как после грозы. Все мирно сидели вокруг стола в золотом ореоле света, отбрасываемого лампой Целестининой бабушки. Бобик сладко посапывал в постели, падающие с крыши капли мерно стучали по жестяному карнизу.
И, разумеется, никому не пришло в голову, что в жизни семьи начинается новая эра.
Глава 3
1
В сопровождении буйных ветров и внезапных ливней незаметно подоспел февраль. Желтый дом с башенкой стойко выдерживал превратности погоды и, хотя крыша кое-где протекала, обеспечивал надежный приют всем своим обитателям. День ото дня все ярче светившее солнце заглядывало сквозь запыленные окна в запыленную квартиру Жаков, где в дружном симбиозе проживало уже восемь человек. Кристина оказалась малообременительным постояльцем. Она упорно питалась хлебом и плавлеными сырками, обедала в столовке, а в ванную прокрадывалась, когда все остальные спали. Они с Юлей целые дни проводили на лекциях или на занятиях либо где-то развлекались. А поскольку творческой работой обе художницы занимались до глубокой ночи, единственным человеком, ощущавшим присутствие Кристины в доме, оказалась Цеся. Как она и предполагала, ей пришлось перебраться из своей комнаты в большую, на раскладушку. Но в большой комнате жили тетя Веся с Бобиком; кроме того, она служила столовой, гостиной, где смотрели телевизор, мастерской, где Бобик занимался рисованием, и складом Бобикиных игрушек, которых развелось видимо-невидимо. Короче говоря, своего угла у Целестины не было.
- Мы бы не могли заниматься у тебя? - спросила она однажды, когда Данка с особенно страдальческим выражением лица трудилась над сочинением среди раскиданных по столу кубиков Бобика.
- У меня нет условий, - торопливо ответила Данка, решительно предпочитавшая омерзительной роскоши своей комнаты спартанскую обстановку, ибо, как известно, бытовые трудности в случае неудачи могут послужить неплохой отговоркой.
Все говорило за то, что надо осваивать башню. В один прекрасный день, заручившись согласием мамы, подружки втащили на башню электрический камин, надувной матрас, одеяла, лампу, проигрыватель, кипу пластинок, кастрюльку, кипятильник, пачку чая, сахар, чайные ложечки, кружки - ну и, конечно, тетради и книги.
Оборудование башенки оказалось увлекательнейшим занятием, которое поглотило Цесю с Данкой до такой степени, что они только на второй день вспомнили, с какой, собственно, целью отгораживаются от мира. А вспомнив, торжественно отметили начало совместных занятий: протянув удлинитель от штепселя в кладовке, прослушали от начала до конца долгоиграющую пластинку Марыли Родович.
- Она изумительна, - произнесла Данка мечтательно.
- Изумительна, - согласилась Цеся. - Приступим к математике?
- Сейчас. Минуточку. - Данка растянулась на надувном матрасе и укрылась одеялом. - Поставь-ка теперь Немена.
Цеся, как человек обязательный и крайне добросовестный, заколебалась.
- Я дала слово Дмухавецу, что вытащу тебя из отстающих, - напомнила она.
- Да, да, - рассеянно проговорила Данка. - Обожаю этот момент, когда он прямо, понимаешь, рыдает. Немен, разумеется.
- Потрясающе, - поддакнула Цеся. - Правда, потрясающе. Послушай, пора начинать.
- Чайку бы попить, - оживилась Данка.
- А больше ничего не хочешь? - рассердилась Цеся. - Данка, неужели ты не понимаешь: у тебя сплошные двойки.
- Честно говоря, меня это не особенно беспокоит, - любезно объяснила Данка. - Но ты не волнуйся, я обязательно начну заниматься, дай мне только немного времени, чтобы преодолеть внутреннее сопротивление. Математику я просто ненавижу.
- Данка! - простонала Цеся. - У меня больше нет сил. Ты же знаешь, что это необходимо!..
- Ко всему еще, - продолжала Данка, закрывая свои загадочные глаза и забавляясь длинной прядью волос, упавшей на плечо, - ко всему еще Павел на меня обиделся.
- Это же ты на него обиделась! - взревела Цеся.
- А, в самом деле. Эти вечные ссоры... я совсем запуталась. Так или иначе, я себя чувствую ужасно одинокой. Трагически одинокой. Все вокруг лишено смысла. Часто мне кажется, что единственный выход, - смерть! - И Данка, тяжело вздохнув, упала навзничь, словно не выдержав груза тягостного и бессмысленного существования.
Цеся даже испугалась:
- Не говори чепухи. Жизнь прекрасна.
- Глупая ты, - лениво пробормотала Данка и укрылась за надежной стеной многозначительного молчания.
- Правда прекрасна, - не сдавалась Цеся, - Просто... э-э... ну замечательна!
Данка легким движением приподнялась и, опершись на локоть, одарила подругу долгим снисходительно-ироническим взглядом.
- Таким несложным существам, как ты, - сказала она, - все кажется замечательным.
- Я несложное существо?! - Цеся даже вздрогнула от обиды. Данка украдкой зевнула.
- Ах, не будем об этом, - сказала она. - Хочешь, я тебе прочту стихотворение?
- Стихотворение?
- Да, послушай, - сказала Данка и, вскочив с матраса, с неожиданным пылом продекламировала:
По сухим стебелькам иллюзорных растений,
Шелестящих под тяжестью грустных шагов,
Я миную руины желаний и теней
По развалинам снов и угасших цветов.
Безуспешно истлевшие запахи чувствую
Безвозвратно минувших цветений и лет.
Жизни время, прощай, твои краски безвкусные
Слишком много мне дней обвели в черный цвет.
Воцарилась тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60